Варнинг: ООС Гокудеры и как-то не так я выполнила заявку, да... 917 слов
Он тощий, словно палка, этот Савада Тсунаеши: узкие плечи, обтянутые тонкой тканью свитера, хрупкие запястья, выглядывающие из рукавов, чуть сутулая спина с острыми лопатками. К излишней худобе прилагается колтун рыжих нечесаных волос, неуверенная глуповатая улыбочка и испуганные, медовые глаза, чересчур круглые для японца. Гокудера смотрит на Саваду и не понимает, как такого ушлепка могли выбрать Десятым Вонголой. Он слишком неуклюжий, слишком пугливый, слишком мягкий, слишком… никакой. Да, именно это определение подходит Саваде больше всего. Обычный, тусклый, в нем нет внутреннего стержня или какой-то искры, которая позволяла бы выделить его из толпы. За те два дня, что Гокудера наблюдает за ним, Саваду успели раз двадцать пнуть или задеть плечом, а сколько раз его обозвали никчемным – не сосчитать. И, видимо, такое положение дел привычно для Тсуны – он раскланивается во все стороны, просит прощения, и на дне его глаз плещется испуг, самый настоящий, животный, первобытный, и от этого страха, что отражается в зрачках Савады, у Гокудеры низ живота сводит болезненно-сладкой истомой. Хочется зажать Тсуну в любом темном углу, нагнуть и отыметь – грубо, жестоко, чтобы он одновременно рыдал от боли и удовольствия. Чтобы понял, что никакой он не Десятый Вонгола, а ни на что негодный человечишка, который может быть только подстилкой мафии, а не ее боссом. Гокудера встречается взглядом с Тсуной и даже не пытается скрыть улыбку, не предвещающую ничего хорошего. Тсуна торопливо отводит глаза, как-то особо неловко пожимает плечами и растворяется в толпе.
- Раздевайся, - шепчет Гокудера, касаясь губами щеки Тсуны, - или я засуну тебе в задницу динамит и подожгу фитиль. Савада нервно хихикает и прижимается к кафельной стене. - Ты же шутишь, да, Гокудера-кун? – с надеждой спрашивает Тсуна, а Гокудера молчит. Он словно завороженный наблюдает, как по-девичьи тонкие пальцы Савады теребят ремешок от сумки. На среднем пальце правой руки тяжелое, массивно кольцо Вонголы, и Гокудера представляет, как через пару минут эта самая ладонь с кольцом будет сжимать край раковины, пока Гокудера будет трахать Тсуну в зад. Или в рот. В принципе, не так уж важно. Кровь приливает к паху, от возбуждения темнеет в глазах, и Гокудера делает шаг вперед, чтобы опереться на плечо Тсуны. - Ты что, действительно такой непонятливый? – должно выйти насмешливо, но голос слишком хриплый и низкий, поэтому слова звучат нежно, ласково, будто он объясняет что-то неразумному ребенку. Тсуна трясет головой, переступая с ноги на ногу. - Я не понимаю. Зачем все это… Гокудера вздыхает и зажимает Саваде рот ладонью. Вот непонятливый, - думает Гокудера, одной рукой пытаясь расстегнуть ремень на брюках. Тсуна вырывается, силится что-то толи сказать, толи выкрикнуть, - может, надеется, что его услышат и придут на помощь, - когда Хаято поворачивает его лицом к стене и вжимается вставшим членом в тощие ягодицы. Гокудера поглаживает бедро Тсуны, трепетно целует в изгиб шеи. - Ну-ну, Вонгола, не надо кричать. Дверь я закрыл, сюда никто не войдет, а если и войдет, то не выйдет, потому что трупы не ходят. Ты же не хочешь, чтобы кто-то погиб из-за тебя? Савада обреченно кивает, и Гокудера убирает от его рта ладонь, которая, впрочем, тут же забирается Тсуне под футболку и начинает пересчитывать выступающие ребра. Хаято прижимает к себе Саваду крепко, надежно – не вырвешься – и гладит впалый живот. На короткий миг Гокудера позволяет себе задуматься, что простоял бы так вечность: спина к груди, нежная кожа под ладонями, и что бы ничего и никогда их не разделяло – пусть они будут единым целым, пусть один будет хозяином, а другой рабом, и плевать, как из них кто, лишь бы рядом, лишь бы подольше… … Узкие плечи вздрагивают, Гокудера слышит полузадушенный всхлип. - Вонгола, ты плачешь? – мурлычет Гокудера. – Ну что же ты так, не плачь. Больно будет, но не долго. Ты только потерпи, ладно? Я просто помогу тебе понять, кто ты. А ты никто, слышишь меня, Савада? Ты нуль, Савада. Он действительно никто, обычный мальчишка, на которого возлагают слишком много надежд. Ничего, Гокудера поможет ему в этом разобраться. Волосы Тсуны настойчиво лезут в рот, и Гокудера, охваченный внезапным озорством, прихватывает прядь губами и посасывает. У нее странный вкус – пыли, солнца, травяного шампуня и еще чего-то дразнящего, терпко-возбуждающего, неуловимого, и Гокудере кажется, что именно такой вкус должен быть у истинного страха. Хаято зарывается носом в рыжие пряди, глубоко-глубоко вздыхает, и понимает, что терпеть дальше невозможно: он разводит бледные ягодицы и входит сразу до упора. Савада орет так, что закладывает уши, шарит в воздухе руками, пытается отстраниться. Гокудера сдавленно выдыхает сквозь зубы – член будто огнем горит, но остановиться не может – возбуждение не пропадает, наоборот, становится еще острее, ярче, перед глазами пляшут цветные точки. Похоже, он порвал Саваду – внизу становится как-то влажно и горячо, Тсуна уже не орет, а жалобно поскуливает на одной ноте, елозит щекой по кафельной стене, а Гокудера двигается, двигается, двигается внутри него. Для того чтобы кончить, Гокудере не требуется много времени – стоит нащупать ладонью вялый член Савады, как темнота под зажмуренными веками окрашивается во все оттенки радуги, и оргазм накрывает девятым валом. Наслаждение пронзает каждую клетку тела, и на мгновение Хаято кажется, что он и не человек вовсе, а какое-то высшее существо, созданное для того, чтобы получать от жизни только удовольствие. Однако ощущение эйфории проходит, когда Гокудера открывает глаза и видит рыжий затылок Тсуны, слышит его рваное дыхание. Гокудера поспешно выходит из него, и Савада отзывается стоном, полным боли. Он не поворачивается к Хаято, так и стоит лицом к стене, по его бедрам течет кровь, пачкая штаны, которые болтаются у колен. Гокудера молча приводит себя в порядок с помощью влажных салфеток, и так же молча подходит к двери, стараясь не смотреть по сторонам – справа замер Тсуна, а слева, над раковинами, висят зеркала. Гокудера понимает, что теперь ему страшно смотреть на свое отражение.
Понравилось - зло и кинково. А вот "мораль" в конце убила. Она там как хуй на лбу, если честно И серьезно портит впечатление. Не от фика, а от кинка. Писать в кинке мораль - дело бессмысленное.
Вообще не то, чего я хотел. Я хотел, чтоб Гокудера именно унизить его хотел, без всяких там нежностей и отвлечённых мыслей, а не вёл себя как старый педофил. И сразу войти до упора в неподготовленную и не смазанную задницу невозможно. Но не скажу, что мне не понравилось. Цуна прелесть просто *_*
а что именно вы здесь считаете моралью? Вот это: Гокудера понимает, что теперь ему страшно смотреть на свое отражение.
Господи, хоть раз афтор закончил бы известной кулачно-локтевой конструкцией и воплем "Йес!!!" )))) А то от текста ощущение, что все дрочили и предавались разврату, все было хорошо, но тут! внезапно! вошел афтор, поправил пенсне и, откашлявшись, сообщил - ваапще-то так делать нихарашо.
Автор, супер, всем угодили, примерно так себе эту заявку и представляла, спасибо не з.
Пухоспинка Господи, хоть раз афтор закончил бы известной кулачно-локтевой конструкцией и воплем "Йес!!!" )))) А то от текста ощущение, что все дрочили и предавались разврату, все было хорошо, но тут! внезапно! вошел афтор, поправил пенсне и, откашлявшись, сообщил - ваапще-то так делать нихарашо.
Вообще-то так на самом деле делать нехорошо, почему нельзя просто поддаться порыву, выплеснуть накопившуюся злость, а потом задней мыслью об этом сожалеть? Совершенно нормальная реакция для, пусть и ведущего себя вне рамок "нормальности", Гокудеры. Не знаю как остальные, но я в этот текст поверила как раз из-за тех самых указанных вами "недочетов"
Febian Не знаю как остальные, но я в этот текст поверила как раз из-за тех самых указанных вами "недочетов" Не могу передать свою радость по этому поводу )))
Это скорее хорошо и здорово, чем наоборот. Наслаждение пронзает каждую клетку тела, и на мгновение Хаято кажется, что он и не человек вовсе, а какое-то высшее существо, созданное для того, чтобы получать от жизни только удовольствие. Ну не прелесть ли. Это чем-то конкретным навеяно, или? В любом случае, фраза очень доставила, если до этого я просто радовалась автору и кинку, тут я ну очень порадовалась. Конец мне показался немного оборванным. Еще бы фразочку для более жирной точки, не знаю. В любом случае, автору виднее - и автору же спасибо. Текст все-таки доставил море удовольствия.
"...Это мой хитрый хват по заплану мира!" | My real name is Mephistopheles, but you can call me Baby
Всё прекрасно, только мне непонятно, откуда у Савады взялось кольцо Вонголы, если они только познакомились... А последняя фраза плавно так переводит пвп в ангст. К этому даже можно написать продолжение, полное всяческих самокопаний, переживаний и прочего. В целом же очень понравилось.
917 слов
Он тощий, словно палка, этот Савада Тсунаеши: узкие плечи, обтянутые тонкой тканью свитера, хрупкие запястья, выглядывающие из рукавов, чуть сутулая спина с острыми лопатками. К излишней худобе прилагается колтун рыжих нечесаных волос, неуверенная глуповатая улыбочка и испуганные, медовые глаза, чересчур круглые для японца.
Гокудера смотрит на Саваду и не понимает, как такого ушлепка могли выбрать Десятым Вонголой. Он слишком неуклюжий, слишком пугливый, слишком мягкий, слишком… никакой. Да, именно это определение подходит Саваде больше всего. Обычный, тусклый, в нем нет внутреннего стержня или какой-то искры, которая позволяла бы выделить его из толпы.
За те два дня, что Гокудера наблюдает за ним, Саваду успели раз двадцать пнуть или задеть плечом, а сколько раз его обозвали никчемным – не сосчитать. И, видимо, такое положение дел привычно для Тсуны – он раскланивается во все стороны, просит прощения, и на дне его глаз плещется испуг, самый настоящий, животный, первобытный, и от этого страха, что отражается в зрачках Савады, у Гокудеры низ живота сводит болезненно-сладкой истомой. Хочется зажать Тсуну в любом темном углу, нагнуть и отыметь – грубо, жестоко, чтобы он одновременно рыдал от боли и удовольствия. Чтобы понял, что никакой он не Десятый Вонгола, а ни на что негодный человечишка, который может быть только подстилкой мафии, а не ее боссом.
Гокудера встречается взглядом с Тсуной и даже не пытается скрыть улыбку, не предвещающую ничего хорошего. Тсуна торопливо отводит глаза, как-то особо неловко пожимает плечами и растворяется в толпе.
- Раздевайся, - шепчет Гокудера, касаясь губами щеки Тсуны, - или я засуну тебе в задницу динамит и подожгу фитиль.
Савада нервно хихикает и прижимается к кафельной стене.
- Ты же шутишь, да, Гокудера-кун? – с надеждой спрашивает Тсуна, а Гокудера молчит. Он словно завороженный наблюдает, как по-девичьи тонкие пальцы Савады теребят ремешок от сумки. На среднем пальце правой руки тяжелое, массивно кольцо Вонголы, и Гокудера представляет, как через пару минут эта самая ладонь с кольцом будет сжимать край раковины, пока Гокудера будет трахать Тсуну в зад. Или в рот. В принципе, не так уж важно.
Кровь приливает к паху, от возбуждения темнеет в глазах, и Гокудера делает шаг вперед, чтобы опереться на плечо Тсуны.
- Ты что, действительно такой непонятливый? – должно выйти насмешливо, но голос слишком хриплый и низкий, поэтому слова звучат нежно, ласково, будто он объясняет что-то неразумному ребенку.
Тсуна трясет головой, переступая с ноги на ногу.
- Я не понимаю. Зачем все это…
Гокудера вздыхает и зажимает Саваде рот ладонью. Вот непонятливый, - думает Гокудера, одной рукой пытаясь расстегнуть ремень на брюках. Тсуна вырывается, силится что-то толи сказать, толи выкрикнуть, - может, надеется, что его услышат и придут на помощь, - когда Хаято поворачивает его лицом к стене и вжимается вставшим членом в тощие ягодицы.
Гокудера поглаживает бедро Тсуны, трепетно целует в изгиб шеи.
- Ну-ну, Вонгола, не надо кричать. Дверь я закрыл, сюда никто не войдет, а если и войдет, то не выйдет, потому что трупы не ходят. Ты же не хочешь, чтобы кто-то погиб из-за тебя?
Савада обреченно кивает, и Гокудера убирает от его рта ладонь, которая, впрочем, тут же забирается Тсуне под футболку и начинает пересчитывать выступающие ребра.
Хаято прижимает к себе Саваду крепко, надежно – не вырвешься – и гладит впалый живот. На короткий миг Гокудера позволяет себе задуматься, что простоял бы так вечность: спина к груди, нежная кожа под ладонями, и что бы ничего и никогда их не разделяло – пусть они будут единым целым, пусть один будет хозяином, а другой рабом, и плевать, как из них кто, лишь бы рядом, лишь бы подольше…
… Узкие плечи вздрагивают, Гокудера слышит полузадушенный всхлип.
- Вонгола, ты плачешь? – мурлычет Гокудера. – Ну что же ты так, не плачь. Больно будет, но не долго. Ты только потерпи, ладно? Я просто помогу тебе понять, кто ты. А ты никто, слышишь меня, Савада? Ты нуль, Савада.
Он действительно никто, обычный мальчишка, на которого возлагают слишком много надежд. Ничего, Гокудера поможет ему в этом разобраться.
Волосы Тсуны настойчиво лезут в рот, и Гокудера, охваченный внезапным озорством, прихватывает прядь губами и посасывает. У нее странный вкус – пыли, солнца, травяного шампуня и еще чего-то дразнящего, терпко-возбуждающего, неуловимого, и Гокудере кажется, что именно такой вкус должен быть у истинного страха.
Хаято зарывается носом в рыжие пряди, глубоко-глубоко вздыхает, и понимает, что терпеть дальше невозможно: он разводит бледные ягодицы и входит сразу до упора.
Савада орет так, что закладывает уши, шарит в воздухе руками, пытается отстраниться. Гокудера сдавленно выдыхает сквозь зубы – член будто огнем горит, но остановиться не может – возбуждение не пропадает, наоборот, становится еще острее, ярче, перед глазами пляшут цветные точки.
Похоже, он порвал Саваду – внизу становится как-то влажно и горячо, Тсуна уже не орет, а жалобно поскуливает на одной ноте, елозит щекой по кафельной стене, а Гокудера двигается, двигается, двигается внутри него.
Для того чтобы кончить, Гокудере не требуется много времени – стоит нащупать ладонью вялый член Савады, как темнота под зажмуренными веками окрашивается во все оттенки радуги, и оргазм накрывает девятым валом. Наслаждение пронзает каждую клетку тела, и на мгновение Хаято кажется, что он и не человек вовсе, а какое-то высшее существо, созданное для того, чтобы получать от жизни только удовольствие.
Однако ощущение эйфории проходит, когда Гокудера открывает глаза и видит рыжий затылок Тсуны, слышит его рваное дыхание. Гокудера поспешно выходит из него, и Савада отзывается стоном, полным боли. Он не поворачивается к Хаято, так и стоит лицом к стене, по его бедрам течет кровь, пачкая штаны, которые болтаются у колен.
Гокудера молча приводит себя в порядок с помощью влажных салфеток, и так же молча подходит к двери, стараясь не смотреть по сторонам – справа замер Тсуна, а слева, над раковинами, висят зеркала. Гокудера понимает, что теперь ему страшно смотреть на свое отражение.
Мне Тсуну так жалко стало...
Даже нет слов, чтобы еще что-то сказать.
Задело, короче
Когда мимо проходила, споткнулась и до сих пор не может встать
А вот "мораль" в конце убила. Она там как хуй на лбу, если честно
Писать в кинке мораль - дело бессмысленное.
Но не скажу, что мне не понравилось. Цуна прелесть просто *_*
зокащег
Пухоспинка , а что именно вы здесь считаете моралью?
Гость , рада стараться
Заказчик, прошу прощения, что не смогла вам угодить.
а
Вот это:
Гокудера понимает, что теперь ему страшно смотреть на свое отражение.
Господи, хоть раз афтор закончил бы известной кулачно-локтевой конструкцией и воплем "Йес!!!" )))) А то от текста ощущение, что все дрочили и предавались разврату, все было хорошо, но тут! внезапно! вошел афтор, поправил пенсне и, откашлявшись, сообщил - ваапще-то так делать нихарашо.
не з.
Пухоспинка
Господи, хоть раз афтор закончил бы известной кулачно-локтевой конструкцией и воплем "Йес!!!" )))) А то от текста ощущение, что все дрочили и предавались разврату, все было хорошо, но тут! внезапно! вошел афтор, поправил пенсне и, откашлявшись, сообщил - ваапще-то так делать нихарашо.
Вообще-то так на самом деле делать нехорошо, почему нельзя просто поддаться порыву, выплеснуть накопившуюся злость, а потом задней мыслью об этом сожалеть? Совершенно нормальная реакция для, пусть и ведущего себя вне рамок "нормальности", Гокудеры. Не знаю как остальные, но я в этот текст поверила как раз из-за тех самых указанных вами "недочетов"
Не знаю как остальные, но я в этот текст поверила как раз из-за тех самых указанных вами "недочетов"
Не могу передать свою радость по этому поводу )))
Наслаждение пронзает каждую клетку тела, и на мгновение Хаято кажется, что он и не человек вовсе, а какое-то высшее существо, созданное для того, чтобы получать от жизни только удовольствие.
Ну не прелесть ли. Это чем-то конкретным навеяно, или? В любом случае, фраза очень доставила, если до этого я просто радовалась автору и кинку, тут я ну очень порадовалась.
Конец мне показался немного оборванным. Еще бы фразочку для более жирной точки, не знаю. В любом случае, автору виднее - и автору же спасибо. Текст все-таки доставил море удовольствия.
Febian , благодарю за добрые слова
darkmorgana ,
Azazel*s unicorn , да нет, вроде бы ни чем не навеяно, просто как-то в голову пришло)
Да не за что
Гокудера понимает, что теперь ему страшно смотреть на свое отражение.
Очень кинковая фраза, ящитаю
А последняя фраза плавно так переводит пвп в ангст. К этому даже можно написать продолжение, полное всяческих самокопаний, переживаний и прочего.
В целом же очень понравилось.