1521 cлово, без фразы, в остальном - заявке соответствует
Резкий удар в живот, и непонимание, смешанное с болью в глазах - в ответ. Сжатые на тонком запястье сильные и грубые пальцы - до черных синяков, до умоляющего "Занзас, прошу, не делай ничего", до хриплого вскрика и попыток прикрыть хотя бы одной рукой огромный, оголившийся из-за трепыханий, живот. Вонгольское отродье, наверняка такое же, как и папаша, вырастет ничтожным и жалким, таким всепрощающим и "святым" бесхребетным ничтожеством. Мужчина раскатисто хохочет, заламывая девушке руку и заставляя ее упасть на колени, в кровь сбивая их. Ему не жаль ребенка, наоборот, брюнет стремится от него избавиться.
Это не безумие, лишь здравый расчет, да прежнее желание сделать Вонголу своей. Зря Тсуна Занзасу доверил свою жену в то время, когда самого в Японии не было, очень зря.
Сначала Киоко была даже рада тому, что ей не придется сидеть одной дома все то время, когда Тсуны не будет, как и всех прочих его хранителей. Нана, конечно, хорошая женщина, да и Киоко она скорее подружка, чем свекровь, но... иногда ведь хочется побыть и в пустоте, буквально - одиночестве. И как же хорошо, что на это время её согласились охранять Вария, не за просто так, конечно, но тогда это казалось просто идеальным вариантом, тогда - да, но сейчас... Девушка просто не понимала, с чего вдруг Занзаса так переклинило. Наверное...
Но ход её мыслей был вновь оборваны вместе с очередным сильным ударом по щеке, сильным, без какого-то снисхождения к её положению. - Занзас... - и снова униженная мольба, выдох на грани истерики, искусанные губы и слезы. А в ответ на это: - Молчи, сука, пока не убил, - злое, полное холодной ярости и тихой ненависти, такой, что кровь буквально застыла в жилах, и начался самый настоящий нервный мандраж, Киоко просто трясло, и она попробовала отползти подальше от такого страшного сейчас Занзаса. Безрезультатно, эта слабая попытка незамеченной не осталась, и брюнет со всей силы дернул девушку на себя, сжимая пальцами узкое запястье. Еще один удар, и Киоко снова распласталась на полу, хватая губами воздух. Больно и страшно - вот как можно было бы описать ее состояние, а в глазах мужчины не было ни колебаний, ни каких-то сомнений.
Тонкая одежда жалобно трещит и рвется, не выдерживая движений сильных рук, и с губ срывается еще один вскрик, когда Занзас неожиданно-грубо кусает нежную кожу на плече, заставляя девушку раз за разом упираться в его собственные плечи в тщетных попытках высвободиться. - Бесполезное занятие, вонгольская шлюха, отсюда ни ты, ни твое отродье живыми не выйдете. Эти слова пугали, ужасно, и Киоко последней отчаянной попыткой резко выбросила вперед руки с острыми ногтями, целясь в глаза - так она надеялась остановить Занзаса, но за свои попытки получила лишь очередной удар в челюсть. Щадить мужчина ее точно не собирался, что даже слишком явно показывал.
Ещё один толчок, скорее, напоминающий рывок, и тонкая блузка летит на пол, открывая большую грудь. Занзас ехидно скалится, придавливая девушку весом своего тела и сжимая грубыми, без намека на ласку, пальцами поддерживаемые полупрозрачным бюстгалтером полушария - все же баба, грех не воспользоваться. Дальнейшие мысли шли лишь в одном русле, Киоко иначе как дырку для траха брюнет просто не видел. Все, что происходило далее, она запомнила плохо, вспомнились лишь отдельные, наверное, самые неприятные моменты, которые уже навсегда отпечатались в ее памяти. Жесткие пальцы, за запястья прижимающие слабо сопротивляющееся тело к холодному полу - синяки оставались не только на руках, но и на спине, лопатки, казалось, превратились уже в кровавое месиво, беспрестанно скользя по покрывающей пол мраморной крошке, а голос оказывался буквально сорван из-за беспрестанных просьб-криков о помощи. Девушка упустила тот момент, когда осталась совершенно обнаженной, но слишком хорошо запомнила мучительную боль от слишком резкого и грубого толчка - Тсуна никогда не причинял ей неприятные ощущения, слишком трепетно и искренне любя свою жену и получая такую же любовь в ответ. Киоко молча плакала, надеясь, что все этим мучения не продлятся слишком уж долго - ощущение словно разрывающего изнутри члена, вторгающегося в столь приятную тесноту ее тела, было ужасным. Слишком ярко чувствовался контраст между нежностью Тсунаеши, такой родной и приятной и безжалостной грубостью Занзаса. Все это пугает, иначе просто не выразиться, а движения в порядком измученным теле - ее теле, не доставляют ровным счетом никакого удовольствия.
Киоко боится за ребенка, отчаянно не желая, чтобы с ним что-то случилось, но не может не закричать, чувствуя иную боль, словно разрывающую изнутри, сильную, такую, что она теряет сознание и не осознает уже всего того, что Занзас делает дальше, продолжая грубо брать то, что считает по праву своим, если не удалось заполучить в свою власть Десятого, то с его женой можно обойтись именно именно так, как брюнет всегда мечтал обойтись с Тсуной. Если прикрыть глаза, то во все, что Занзас представляет, можно даже поверить. Мешает общему восприятию лишь огромный живот, который не дает нормально наклониться и вцепиться зубами в такую хрупкую на вид шею - прокусить кожу и сплюнуть отвратительные на вкус капли крови на землю. И мужчина не сдерживается, с размаху ударив по животу изогнувшейся под ним от боли девушки, наслаждаясь каждым проблеском чувств на ее бледном лице, чувствуя себя вполне удовлетворенным, когда заметил слезинки, которые оставили влажные дорожки на щеках и затерялись где-то в спутанных прядях цвета грецкого ореха. Короткий стон, умоляющее: - Не надо больше... - были заглушены грубым поцелуем, колючая щетина неприятно царапала лицо, а холодные, полные презрения и насмешки глаза не давали отвести взгляд, заставляя смотреть и видеть свое собственное отражение. Киоко стыдно, что она не может не плакать, особенно - чувствуя, как внутри неё что-то словно бы рвется. Ничто не пугает, как это, но Занзасу, кажется, доставляет удовольствие трахать и бить ее одновременно, следующий удар приходится по лицу, разбивая губу в кровь. Одновременно с этим девушка чувствует завершающий, самый сильный и грубый толчок, а жесткие пальцы ещё крепче сжимают ее бедра - на них наверняка останутся кровоподтеки. Она отключается с каким-то болезненным облегчением, чувствуя, как из неё выходит обмякший член. Это дает долгожданное облегчение, увы, слишком недолгое, чтобы в полной мере успеть им насладиться - Киоко не понимает, очнувшись от обморока, чем вызвано ощущение жжения меж ног. И вскрикивает, чувствуя сначала запах паленых волос, а потом и какую-то слишком неожиданно накатившую боль, словно кожу, словно ее саму сжигали заживо. "Это шок... - поняла девушка, отстраненно наблюдая, как по ее животу пляшет совсем небольшое пламя, - на самом деле мне должно быть очень больно..." Реальные ощущения всего происходящего накатили слишком неожиданно, и девушка заорала, напрягаясь и стараясь стряхнуть с себя эти голодные алые языки, так мучительно освещающие ее тело. Все проходит слишком неожиданно, быстро, чтобы она успела испытать облегчение, непонимающе ища взглядом Занзаса. Ей страшно ещё и от того, что непривычные, буквально - инородные сокращения мышц никак не желали проходить, словно выталкивая что-то чужое, лишнее для организма. Киоко хочет верить, что это не так, что это не схватки, что не она сейчас теряет своего ребенка... Очередной удар в живот кулаком, и на мужчину обрушивается полный такой ненависти взгляд, что Занзасу приходится буквально отшатнуться, столько в этот взгляд вложено всего. Мужчина облегченно вздыхает, когда разрывается зрительный контакт, казалось, длился он не считанные секунды, а минуты, возможно, даже часы. Но всему мешает плач, горький, отчаянный, чувствуя очередную вспышку боли, девушка обхватывает живот руками, умоляя своего нерожденного еще ребенка потерпеть, ведь для его появления на свет еще не пришло время. Простой плач сменяется безудержным рыданиями, и Занзас кривится, пряча язвительную усмешку - и так не слишком красивая, Киоко во всех этих слезах и истерике кажется совсем страшком, материнство на ней не отразилось в лучшую сторону никак. Мужчина не выдерживает и резко бьет ее в бок, сильно, нисколько не щадя, да и зачем? Зачем жалеть ту, кого ненавидишь лишь по той причине, что она забрала у тебя человека, которого ты любил, Занзас, верно, так ты думаешь? Зачем жалеть ребенка, его ребенка, когда тебе нужен он сам, а замену не так просто найти. И это не гордая Акула, не Скуало, которого можно зажать в любом тесном и темном проходе и трахать столько, сколько хочется - его чертова гордость просто не позволит оттолкнуть чертова Босса. Заменой становится Киоко - хрупкая, наверное, безумно любимая своим мужем. А сейчас она рожает, даже не так, пытается вытолкнуть из себя плод, а судорожно сжатые колени мелко трясутся, и в глазах плохо скрытая паника - для неё нет сейчас хуже, чем остаться одной, возникает слишком иррациональный страх, поэтому Киоко готова даже обратиться за помощью или поддержкой к своему недавнему насильнику, мысли о бывшем не так давно унижении просто исчезли, уступив место панике. Но мужчина не собирается облегчать ей жизнь, подходя и присаживаясь рядом на корточки, хватая девушку за длинные пряди волос которые так удобно накрутить на кулак, оттягивая голову и заставляя смотреть себе в глаза. Так проходит минута, две, три, может, больше, а, может, и меньше - Киоко не знает, чувствуя себя словно кролик перед удавом, но очередная мучительная вспышка боли заставляет девушку вновь кричать, надрывно, уже даже хрипя, на нормальные слова сил просто не осталось. Она снова отключается, и за это время не может почувствовать уже ничего - мозг буквально запрещает организму эту функцию.
Она не очнется, слишком измученная, чтобы выжить. Она не узнает, каково это, быть матерью, никогда не поцелует своего малыша, не услышит от него первых слов, не увидит искренних улыбок, которые предназначены только лишь ей. Сначала плод, а затем и она сама превратится в кучку пепла, а вернувшемуся через несколько дней Тсуне Занзас удивленно ответит на вопрос: - Где моя жена? Где Киоко? С ней все в порядке? - Киоко? Какая Киоко?
-
-
04.11.2012 в 16:20Резкий удар в живот, и непонимание, смешанное с болью в глазах - в ответ. Сжатые на тонком запястье сильные и грубые пальцы - до черных синяков, до умоляющего "Занзас, прошу, не делай ничего", до хриплого вскрика и попыток прикрыть хотя бы одной рукой огромный, оголившийся из-за трепыханий, живот. Вонгольское отродье, наверняка такое же, как и папаша, вырастет ничтожным и жалким, таким всепрощающим и "святым" бесхребетным ничтожеством. Мужчина раскатисто хохочет, заламывая девушке руку и заставляя ее упасть на колени, в кровь сбивая их. Ему не жаль ребенка, наоборот, брюнет стремится от него избавиться.
Это не безумие, лишь здравый расчет, да прежнее желание сделать Вонголу своей. Зря Тсуна Занзасу доверил свою жену в то время, когда самого в Японии не было, очень зря.
Сначала Киоко была даже рада тому, что ей не придется сидеть одной дома все то время, когда Тсуны не будет, как и всех прочих его хранителей. Нана, конечно, хорошая женщина, да и Киоко она скорее подружка, чем свекровь, но... иногда ведь хочется побыть и в пустоте, буквально - одиночестве. И как же хорошо, что на это время её согласились охранять Вария, не за просто так, конечно, но тогда это казалось просто идеальным вариантом, тогда - да, но сейчас... Девушка просто не понимала, с чего вдруг Занзаса так переклинило. Наверное...
Но ход её мыслей был вновь оборваны вместе с очередным сильным ударом по щеке, сильным, без какого-то снисхождения к её положению.
- Занзас... - и снова униженная мольба, выдох на грани истерики, искусанные губы и слезы. А в ответ на это:
- Молчи, сука, пока не убил, - злое, полное холодной ярости и тихой ненависти, такой, что кровь буквально застыла в жилах, и начался самый настоящий нервный мандраж, Киоко просто трясло, и она попробовала отползти подальше от такого страшного сейчас Занзаса. Безрезультатно, эта слабая попытка незамеченной не осталась, и брюнет со всей силы дернул девушку на себя, сжимая пальцами узкое запястье. Еще один удар, и Киоко снова распласталась на полу, хватая губами воздух. Больно и страшно - вот как можно было бы описать ее состояние, а в глазах мужчины не было ни колебаний, ни каких-то сомнений.
Тонкая одежда жалобно трещит и рвется, не выдерживая движений сильных рук, и с губ срывается еще один вскрик, когда Занзас неожиданно-грубо кусает нежную кожу на плече, заставляя девушку раз за разом упираться в его собственные плечи в тщетных попытках высвободиться.
- Бесполезное занятие, вонгольская шлюха, отсюда ни ты, ни твое отродье живыми не выйдете.
Эти слова пугали, ужасно, и Киоко последней отчаянной попыткой резко выбросила вперед руки с острыми ногтями, целясь в глаза - так она надеялась остановить Занзаса, но за свои попытки получила лишь очередной удар в челюсть. Щадить мужчина ее точно не собирался, что даже слишком явно показывал.
Ещё один толчок, скорее, напоминающий рывок, и тонкая блузка летит на пол, открывая большую грудь. Занзас ехидно скалится, придавливая девушку весом своего тела и сжимая грубыми, без намека на ласку, пальцами поддерживаемые полупрозрачным бюстгалтером полушария - все же баба, грех не воспользоваться. Дальнейшие мысли шли лишь в одном русле, Киоко иначе как дырку для траха брюнет просто не видел. Все, что происходило далее, она запомнила плохо, вспомнились лишь отдельные, наверное, самые неприятные моменты, которые уже навсегда отпечатались в ее памяти. Жесткие пальцы, за запястья прижимающие слабо сопротивляющееся тело к холодному полу - синяки оставались не только на руках, но и на спине, лопатки, казалось, превратились уже в кровавое месиво, беспрестанно скользя по покрывающей пол мраморной крошке, а голос оказывался буквально сорван из-за беспрестанных просьб-криков о помощи. Девушка упустила тот момент, когда осталась совершенно обнаженной, но слишком хорошо запомнила мучительную боль от слишком резкого и грубого толчка - Тсуна никогда не причинял ей неприятные ощущения, слишком трепетно и искренне любя свою жену и получая такую же любовь в ответ. Киоко молча плакала, надеясь, что все этим мучения не продлятся слишком уж долго - ощущение словно разрывающего изнутри члена, вторгающегося в столь приятную тесноту ее тела, было ужасным. Слишком ярко чувствовался контраст между нежностью Тсунаеши, такой родной и приятной и безжалостной грубостью Занзаса. Все это пугает, иначе просто не выразиться, а движения в порядком измученным теле - ее теле, не доставляют ровным счетом никакого удовольствия.
Киоко боится за ребенка, отчаянно не желая, чтобы с ним что-то случилось, но не может не закричать, чувствуя иную боль, словно разрывающую изнутри, сильную, такую, что она теряет сознание и не осознает уже всего того, что Занзас делает дальше, продолжая грубо брать то, что считает по праву своим, если не удалось заполучить в свою власть Десятого, то с его женой можно обойтись именно именно так, как брюнет всегда мечтал обойтись с Тсуной. Если прикрыть глаза, то во все, что Занзас представляет, можно даже поверить. Мешает общему восприятию лишь огромный живот, который не дает нормально наклониться и вцепиться зубами в такую хрупкую на вид шею - прокусить кожу и сплюнуть отвратительные на вкус капли крови на землю. И мужчина не сдерживается, с размаху ударив по животу изогнувшейся под ним от боли девушки, наслаждаясь каждым проблеском чувств на ее бледном лице, чувствуя себя вполне удовлетворенным, когда заметил слезинки, которые оставили влажные дорожки на щеках и затерялись где-то в спутанных прядях цвета грецкого ореха. Короткий стон, умоляющее:
- Не надо больше... - были заглушены грубым поцелуем, колючая щетина неприятно царапала лицо, а холодные, полные презрения и насмешки глаза не давали отвести взгляд, заставляя смотреть и видеть свое собственное отражение. Киоко стыдно, что она не может не плакать, особенно - чувствуя, как внутри неё что-то словно бы рвется. Ничто не пугает, как это, но Занзасу, кажется, доставляет удовольствие трахать и бить ее одновременно, следующий удар приходится по лицу, разбивая губу в кровь. Одновременно с этим девушка чувствует завершающий, самый сильный и грубый толчок, а жесткие пальцы ещё крепче сжимают ее бедра - на них наверняка останутся кровоподтеки. Она отключается с каким-то болезненным облегчением, чувствуя, как из неё выходит обмякший член. Это дает долгожданное облегчение, увы, слишком недолгое, чтобы в полной мере успеть им насладиться - Киоко не понимает, очнувшись от обморока, чем вызвано ощущение жжения меж ног. И вскрикивает, чувствуя сначала запах паленых волос, а потом и какую-то слишком неожиданно накатившую боль, словно кожу, словно ее саму сжигали заживо.
"Это шок... - поняла девушка, отстраненно наблюдая, как по ее животу пляшет совсем небольшое пламя, - на самом деле мне должно быть очень больно..."
Реальные ощущения всего происходящего накатили слишком неожиданно, и девушка заорала, напрягаясь и стараясь стряхнуть с себя эти голодные алые языки, так мучительно освещающие ее тело. Все проходит слишком неожиданно, быстро, чтобы она успела испытать облегчение, непонимающе ища взглядом Занзаса. Ей страшно ещё и от того, что непривычные, буквально - инородные сокращения мышц никак не желали проходить, словно выталкивая что-то чужое, лишнее для организма. Киоко хочет верить, что это не так, что это не схватки, что не она сейчас теряет своего ребенка... Очередной удар в живот кулаком, и на мужчину обрушивается полный такой ненависти взгляд, что Занзасу приходится буквально отшатнуться, столько в этот взгляд вложено всего. Мужчина облегченно вздыхает, когда разрывается зрительный контакт, казалось, длился он не считанные секунды, а минуты, возможно, даже часы. Но всему мешает плач, горький, отчаянный, чувствуя очередную вспышку боли, девушка обхватывает живот руками, умоляя своего нерожденного еще ребенка потерпеть, ведь для его появления на свет еще не пришло время. Простой плач сменяется безудержным рыданиями, и Занзас кривится, пряча язвительную усмешку - и так не слишком красивая, Киоко во всех этих слезах и истерике кажется совсем страшком, материнство на ней не отразилось в лучшую сторону никак. Мужчина не выдерживает и резко бьет ее в бок, сильно, нисколько не щадя, да и зачем? Зачем жалеть ту, кого ненавидишь лишь по той причине, что она забрала у тебя человека, которого ты любил, Занзас, верно, так ты думаешь? Зачем жалеть ребенка, его ребенка, когда тебе нужен он сам, а замену не так просто найти. И это не гордая Акула, не Скуало, которого можно зажать в любом тесном и темном проходе и трахать столько, сколько хочется - его чертова гордость просто не позволит оттолкнуть чертова Босса. Заменой становится Киоко - хрупкая, наверное, безумно любимая своим мужем. А сейчас она рожает, даже не так, пытается вытолкнуть из себя плод, а судорожно сжатые колени мелко трясутся, и в глазах плохо скрытая паника - для неё нет сейчас хуже, чем остаться одной, возникает слишком иррациональный страх, поэтому Киоко готова даже обратиться за помощью или поддержкой к своему недавнему насильнику, мысли о бывшем не так давно унижении просто исчезли, уступив место
панике. Но мужчина не собирается облегчать ей жизнь, подходя и присаживаясь рядом на корточки, хватая девушку за длинные пряди волос которые так удобно накрутить на кулак, оттягивая голову и заставляя смотреть себе в глаза.
Так проходит минута, две, три, может, больше, а, может, и
меньше - Киоко не знает, чувствуя себя словно кролик перед удавом, но очередная
мучительная вспышка боли заставляет девушку вновь кричать, надрывно, уже даже хрипя, на нормальные слова сил просто не осталось. Она снова отключается, и за это время не может почувствовать уже ничего - мозг буквально запрещает организму эту функцию.
Она не очнется, слишком измученная, чтобы выжить. Она не узнает, каково это, быть матерью, никогда не поцелует своего малыша, не услышит от него первых слов, не увидит искренних улыбок, которые предназначены только лишь ей. Сначала плод, а затем и она сама превратится в кучку пепла, а вернувшемуся через несколько дней Тсуне Занзас удивленно ответит на вопрос:
- Где моя жена? Где Киоко? С ней все в порядке?
- Киоко? Какая Киоко?
И тогда разверзнется бездна.
-
-
05.05.2013 в 12:59-
-
05.05.2013 в 13:14-
-
21.12.2013 в 00:13