Dark Tour - 1

[Reborn OMG Fest]

В этом посте находятся заявки без кинка, т.е. заявки, в которых секс не является ключевым требованием заявки.

Деление условное, пост с кинк-заявками - тут.

Текст исполнения оставляйте в комментарием с указанием соответствующей заявки.

Dt-01. dark!Тсуна/Вонгола. В стиле "Пилы". Придумывать испытания для хранителей и смотреть за ними через камеры. Кто выживает, кто нет - на усмотрение автора.
Dt-02 Гокудера/Тсуна. Гокудера - оборотень, однажды в полнолуние он превращается, не контролируя и не помня себя, нападает на Тсуну. Загрызть босса, проснуться в крови в лесу утром возле его трупа. A+/
Dt-03 Ламбо. Детские страхи. Бояться капающей воды из под крана, монстров из шкафа, шорохов, шагов за дверью. Приветсвуется красочное описание ужаса, который испытывает маленький Ламбо посреди ночи один в комнате.
Dt-04 Бьякуран. По ночам ему снятся все убитые им люди, обезображенные трупы, которые каждую ночь терзают и убивают Джессо. Сходить с ума, видеть призраков в зеркалах.
Dt-05 dark!Ямамото/Гокудера. Ямамото - маньяк. Об этом Гокудера узнаёт только когда они начинают жить вместе. Чувствовать от Такеши запах крови, выследить Ямамото и увидеть как он убивает. Страх Гокудеры, представлять как Ямамото рано или поздно его тоже убьёт. Концовка на усмотрение автора.
Dt-06 dark!Ямамото. Поначалу бояться убивать людей, потом войти во вкус. Понять, что возбуждают убийства и ты не можешь остановиться, начать убивать не по заказам, а ради собственного удовольствия. Не некрофилия, желательно без пейрингов.
Dt-07 dark!Хибари|Кусакабе. Когда Хибари злится, а "под рукой" никого нет, он издевается над Кусакабе. Избивать, отрезать пальцы и прочие извращения и пытки.
Dt-08 Бельфегор/жертва. Красочное описание убийства и последующего расчленения, вымазываться в крови жертвы.
Dt-09 Тсуна. Первое убийство. Бессонная ночь, вспоминать глаза маленькой девочки, которую застрелил, пытаться заглушить воспоминания алкоголем.
Dt-10 Бельфегор. Убивать светловолосых юношей. Сумасшествие, видеть во всех брата, насиловать и убивать, думая, что всё это Рассиель.
Dt-11 Ури-оборотень. Вариации на тему.
Dt-12 Дино/Гокудера, dark!Ямамото. Застав вдвоём в постели, зарезать обоих. Пить кровь из свежих ран.
Dt-13 Лигр/Сквало. Занзас натравливает своего лигра на Сквало. Смотреть как животное убивает Супербию. Подробное описание "ратерзания"
Dt-14 Хибари/Тсуна. Тсуна женится на Киоко, Хибари убивает ее на глазах у Савады. "Ты только мой, Савада Тсунаеши". NH!
Dt-15 Занзас|Леви. Запереть Леви в подвале, приходить каждый день и издеваться над подчинённым, вырезать буквы на спине.
Dt-16 Гокудера/Тсуна. Гокудера убивает людей, косо посмотревших на его "идола". Возводит в доме алтарь, принося кровавые жертвы. не сдерживается и однажды убивает Кёко. В ходе поиска пропавшей девушки Тсуна заходит к нему домой и обнаруживает "следы совершенных преступлений". Убить своего "идола" Гокудера не может, но и быть пойманным не хочет, так как окажется вдали от него, поэтому захватывает Тсуну в заложники, и содержит в подвале своего дома, оправдывая отсутсвие босса долгосрочной поездкой и секретными перееговорами. Концовка на усмотрение автора.
Dt-17 TYL!Тсуна/Тсуна. Внезапно появиться возле своей младшей версии. "Если ты откажешься от роли босса мафии, то станешь проституткой!"
Dt-18 dark!Ямамото/Кёко. Женатая пара, но Кёко частенько заглядывается на хорошеющего с годами Тсуну. Однажды Ямамото угощает своего друга мясными блюдами, приготовленными из ветренной жены.
Dt-19 Бельфегор/Расиель. Красочное описание убийства. Детские ручки, испачканые в родной крови. Бельфегор первый раз в жизни возбуждается.
Dt-20 Dark!Шоичи. По мотивам фильма "Куб". Каждый отсек Меллоне - смертельная ловушка. Наблюдать, как попавшие внутрь погибают один за другим.
Dt-21 Гокудера. Встретится с инопланетянами. Восторг. Но внеземной разум оказывается не столь дружелюбным, Гокудера подвергается жутчайшим опытам.
Dt-22 Тсуна|Монстр из шкафа. Тсуна с детства боялся чудовища, живущего в плотяном шкафу, поэтому всегда спал со включенным светом. Однажды в грозу, когда в доме отключается электричество, Тсуна понимает, что монстр - это были не просто детские страшилки.
Dt-23 dark!Шамал/Ямамото. Проводить эксперименты над учениками, следствием которых, нередко становятся летальные исходы, но доказать вину врача никто не может. Опасаясь за жизнь товарищей по команде, Ямамото предлагает ему себя и становится подопытным в многочисленных экспериментах.
Dt-24 Любой мужской персонаж. Очнуться в замурованном склепе, чтобы не умереть с голоду питаться полуразложившимися трупами. ХЭ.
Dt-25 Хару/Кёко. Убить соперницу накануне её свадьбы с Тсуной. Одеть чужое подвенечное платье и любоваться на себя в зеркало. Сойти с ума, петь песенки, рисуя на платье узоры кровью Кёко.
Dt-26 Ямамото. По ночам у него просыпается дарк!альтер-эго. Каждое утро просыпаться с кровью под ногтями и находить пятна крови на одежде. Страх и зарождающееся безумие.
Dt-27 8-9YB!Сквало. Понять, что должен трубить себе руку. Страх, переживания, описание процесса отрубания/отпиливания, дезинфицировать рану, поливая её алкоголем, потерять сознание от боли, вообщем красочное описание процесса.
Dt-28 Рёхей|Кёко, Рёхей|Тcуна. До того любить сестру, что убить Саваду, узнав, что тот лишил Кёко девственности. Не инцест. (желательно наказание Савады как "мужчины", отрезание половых органов и т.д.)
Dt-29 Деймон/Елена. У Деймона раздвоение личности, одна его половина боготворит и любит Елену, вторая ненавидит. Сумасшествие, убить Елену в беспамятстве, потом страдать и не понимать что произошло.
Dt-30 Гокудера/Лавина. Заниматься некромантией, чтобы воскресить мать, по ошибке вызвать суккуб в ее облке, которая соблазняет Гокудеру, а потом пытается его съесть. ХЭ.
Dt-31 Однажды Бьянки кусает настоящий ядовитый скорпион. Медленная смерть в пустыне под палящим солнцем в полном одиночестве.
Dt-32 AD!Верде. Эксперементировать с едкими веществами, ставя опыты над животными, наблюдая за изменением в их поведение, позже переходит на кислоты, наблюдая уже за мучениями и испытывает от этого сексуальное удовлетворение.
Dt-33 dark!TYL!Тсуна/TYL!Мукуро. В один прекрасный день решить поставить своего хранителя на место. Методы на усмотрение автора, наличие или отсутствие секса также.
Dt-34 Занзас. После смерти Девятого. К Занзасу приходит призрак покойного "отца". Хоррор, описание чувств Занзаса, каждую ночь с ужасом ожидающего приведения.
Dt-35 AD!Скалл/5YL!Тсуна. Скалл испытывает жуткую обиду из-за проиграша и, по возвращению своего реального тела, решает отомстить.Нанимает уличную банду, которая выкрадывает Тсуну. Скалл наблюдает за избиением, а после и групповым насилием, пытаясь скрыть появившуюся от увиденного эрекцию.
Dt-36 dark!Тсуна/Ламбо. Пугать ребёнка страшными-историями, наслаждаться, видя ужас в глазах Ламбо.
Dt-37 dark!Мукуро/Бьякуран. Помочь Джессо скрыться с финальной битвы, сымитировав его смерть иллюзией. С особой жестокостью убить самому, отомстив за прошлое поражение.
Dt-38 Мукуро/Тсуна. Случайно попав в один из параллельных миров, Тсуна узнает, что Мукуро его предал. По возвращению в свой мир бояться иллюзиониста, постоянно подозревая его в чем-то, верить, что когда-нибудь он захватит его тело, убьет друзей, т.д. Медленно сходить с ума.
Dt-39 Любой персонаж канона. Попасть в лабиринт. Невозможность выбраться, осознание, что умрёшь в бесконечных коридорах и проходах лабиринта.
Dt-40 dark!Гокудера|Ламбо. Когда Ламбо расстраивается или плачет, его кожные выделения преобретают наркотические свойтва. Однажды, случайно, попробовав - Гокудера, вначале, просто обижает ребенка, а потом переходит к пыткам, в надежду получить вещество, на которое моментально подсел. (отсылка к мульт-реалити и Линк-Линку)
Dt-41 Цуна. Прийти домой и обнаружить куски мертвой плоти Наны с запиской "А мама-то вкусная." Описание эмоций и состояния Цуны. Маньяк - один из хранителей.
Dt-42 Мукуро. После "колбы", когда он выходит на свободу, у Мукуро развивается клаустрофобия. Оказаться запертым в комнате/любом замкнутом пространстве/(желательно лифте). Страх и ужас. Ощущения давящих стен.
Dt-43 Хибари. Тяжёлое детство. Избиение и унижение от отца, равнодушие от матери. Страх маленького ребёнка, которого запирают в тёмном чулане. Бояться собственного дома.
Dt-44 dark!Хром. Хром по одному убивает остальных Хранителей. Разыгрывать перед оставшимися беспомощную и напуганную девочку, наблюдать за поисками убийцы.
Dt-45 Dark!Гипер Тсуна/Тсуна. Шизофрения. Борьба двух сознаний, с вымещением Тсуны. На самом деле Тсуна давно находится в психиатрической больнице, но видит будни себя-Гипер Тсуны в качестве Десятого Вонголы.
Dt-46 dark!Дино/Дино/Цуна. Раздвоение личности, маниакальная привязанность к подчиненным, Дино жестоко уничтожает любого, кто тронет члена его Семьи, потом ничего не помнит об этом. Однажды Цуна видит, как он забивает до смерти человека, начинает сторониться и бояться Дино, тот не понимает его поведения. Ласковый взгляд, теплая улыбка: "Цуна, с тобой все в порядке, ты в последнее время странно себя ведешь?"
Dt-47 Тсуна. У Савады очень слабая психика. Однажды его пугают майндфаком или скримером. Неизгладимая травма на всю жизнь. Шутка оборачивается сумасшествием Тсуны. Описание чувств и переживаний пошутившего (желательно кого-либо из хранителей или просто близких), страдать, что Тсуна сходит с ума по его/её вине.
Dt-48 Однажды Тсуна видит как отец насилует мать. Испытывать тихую ненависть и страх по отношению к отцу, страдать от невозможности что-либо изменить.
Dt-49 Тсуна. Оказаться ночью запертым на кладбище в огромном склепе. Невозможность выбраться. С ужасом ждать рассвета и прислушиваться к шорохам в тишине.
Dt-50 Ямамото/Гокудера. Зима. Оказаться отрезанными от цивилизации в горах в старом домике. Понять, что через несколько часов оба замёрзнут насмерть. Паника и ужас от осознания скорой смерти, решить "оторваться" напоследок. Напиться и заняться сексом. Умирать от холода друг у друга в объятьях. A+++
Dt-51 Dark!Джотто/Тсуна. Тсуне снятся кошмары с участием Примо. "Вонгола моя! Я ее босс!" Просыпаться и плакать. Выбросить кольцо Неба Вонголы.
Dt-52 Хром. Потерять второй глаз. Полная слепота. "Теперь всё время ночь" Страстное желание и дальше быть полезной и помогать Мукуро. Невозможность его осуществления. Мукуро находит нового медиума. Страдание Хром, отправленной в клинику и никому не нужной. Без пейрингов. А+
Dt-53 AD!Реборн/Тсуна. Влюбиться в аркобалено и бросить ради него жену (любой женский персонаж). Быть избитым до полусмерти. "Я не интересуюсь мальчиками, никчемный Тсуна". Angst!
Dt-54 Тсуна/Хару/Кёко. Перед свадьбой Тсуны и Кёко, Хару, будучи беременной от Тсуны, кончает жизнь самоубийством. Прожить с Кёко несколько лет и понять, что у них не может быть детей. Видеть во сне нерождённого ребёнка и мёртвую Хару. Сожалеть, что выбрал "не ту", невозможность бросить Кёко. Душевные терзания. Агнст+
Dt-55 Мукуро/Тсуна. Тсуна становится безжалостным убийцей. Его бросают все хранители, кроме Мукуро. "Я забираю твое тело, Тсунаеши-кун. Оно больше никому не нужно". Понимание, что действительно никому не нужен. deathfic!
Dt-56 TYL!Хибари. Приходить одному в большую пустую квартиру. Одиночество. Постепенно замыкаться, начать разговаривать с самим собой, видеть несуществуюих людей, сходить с ума.
Dt-57Нана|7YB!Тсуна>TYL!. Как и многие дети, Тсуна придумывает себе вымышленных друзей, поначалу окружающие относятся к этому нормально, но потом начинают замечать, что детские игры перерастают в нечто большее. "Сынок, никаких Гокудеры и Ямамото не существует." Понять, что сын сошёл с ума. Пытаться помочь. А+
Dt-58 Ямамото. Бояться Шигуре Кинтоки. Разговор с самим собой о игре в мафию. Закопать катану ночью в лесу. A!
Dt-59 Энма/Тсуна. Умирать от любви друг к другу, но не решаться сказать. Покончить самоубийством в разных странах в один день.
Dt-60 Dark! ADЛюче|AD остальные аркобалено. Небо и его истина перед самой гибелью. Непонимание остальных, что заставило милую и добрую женщину превратиться в деспотичного тирана. Попытки образумить, наталкивающиеся на глухую стену отчаянья и злобы.
"Небо может упасть раньше!..." Самоубийство Люче.
Dt-61 Ямамото. AU. Тсуна не спасает Ямамото и тот всё-таки прыгает с крыши. Не умереть, но повредить позвоночник. Остаться обездвиженным на всю жизнь. Инвалидное кресло. Чувствовать себя бременем на шее у отца и друзей. А++
Dt-62 Занзас. Детство в трущёбах Италии, мать-проститутка и её постоянно пьяные ухажёры, которые издеваются и бьют маленького Занзаса. Начать ненавидеть людей, первый раз зажечь пламя.
Dt-63 Тсуна. Боязнь воды. Однажды в детстве он увидел утопленника в реке и теперь в любом более или менее крупном водоёме он видит мертвецов. Животный страх перед занятиями по плаванию.
Dt-64 Тсуна|Тёмная сторона Вонголы. Однажды понять, что всё, что тебя окружает совсем не такое, каким ты хочешь его видеть. Осознание, что твои лучшие друзья - убийцы, что одной своей подписью ты приказываешь убить сотни людей. Понять, что Вонгола это ещё и наркотики, бордели и много смертей. Отвращение к себе, к друзьям, к семье. А+
Dt-65 TYL!Ямамото/TYL!Гокудера. Гокудера получает приказ - убить Тсуёши. Переживание из-за невозможности выполнить задание и тем самым причинить боль Ямамото. После убийства понимать, что не можешь смотреть Такеши в глаза. "Чья на тебе кровь?" "Твоего отца" A+++
Dt-66 Бьянки. Сделать несколько абортов. Не иметь возможноти родить ребёнка. Сойти с ума на этой почве. Покупать игрушки, одежду для беременных, вязать для будущего ребёнка, который никогда не родится. NH!
Dt-67 Гокудера. Узнать о страшном диагнозе - раке лёгких и о том, что жить осталось всего пару недель. А+
Dt-68 Хибари. Боязнь клоунов. Яркое описание страха, испытываемого при виде таких людей.
Dt-69 Tyl!Сквало|Tyl!Занзас. Занзаса убивают. Апатия, мучения, что не смог спасти босса, понять, что жить больше не за чем и стремиться не к чему. Состричь волосы.
Dt-70 Сквало. После проигрыша в КК сравнить, сколько лет он потратил на тренировки и сколько времени на это понадобилось Ямамото. Покончить с собой от стыда. A!+
Dt-71 Цуна|Обитатели базы Вонголы. Перед последней битвой с Бьякураном, заседание в зале. Всем видно, что Цуна панически боится этой битвы. Он начинает медленно сходить с ума от осознания того, что не сможет помочь, но никому этого не говорит, оставаясь внешне таким же, как и всегда. Однако после слов Реборна и Лал о том, что от этой битвы зависит судьба мира и их жизни, Савада окончательно сходит с ума. Тихое хихиканье переходящее в истирический смех. Реакция присутствующих и хранителей на это, подробное описание их чувств
Dt-72 Dark!Гипер!Цуна/Энма. Небольшое AU. После событий на острове Цуна сходит с ума. "Ты ответишь за все свои ошибки". Обжигать кожу Козато пламенем, меняя его мощьность от мягкого до безумно горячего. Энма не сопротивляется, он испуган и заворожен одновременно. Желательно проникновение в Козато пальцами в перчатках, а также описание чувств и мыслей Энмы от этих пыток
Dt-73 dark!Нана|Тсуна. Нана страдает раздвоением личности, частенько избивая сына и не помня об этом, но Тсуна не хочет её расстраивать и поэтому молча сносит побои, сваливая все на школьных хулиганов и неудачные падения.
Dt-74 5YLЦуна/5YLfemЭнма. AU. Вонгола и Шимон - враждующие семьи. Отец Энмы решает выдать свою дочь за Десятого Вонголу для "поддержания мира", а на самом деле для шпионажа. Энма сначала холодна к Цуне, он тоже холоден к ней, но потом начинает влюблятся в нее. Чувства взаимны. После признания Энму на глазах у Цуны убивает ее же отец, говоря, что так она предала Шимон. Конец на усмотрение автора.

запись создана: 04.08.2011 в 23:06

@темы: Dark Tour

Comments

[Гость]

ох, я вас люблю, всё шикарно! побольше бы исполнений!

[Гость]

Dt-41 Цуна. Прийти домой и обнаружить куски мертвой плоти Наны с запиской "А мама-то вкусная." Описание эмоций и состояния Цуны. Маньяк - один из хранителей

841 слово, не уверен, что смог донести всё, что хотел, строча фанфик на работе на быструю руку
- Цуна-кун, вставай, ты опять опоздаешь в школу! - ласковый и в то же время строгий голос Наны успел порядком надоесть на пятнадцатом году жизни. В доме уютно пахло свежими сладостями, такими вкусными из заботливых родительских рук.
- Да, мам, - Савада сделал всё как обычно: глаза продрал, кое-как, правда, портфель собрал, рубашку одел наоборот, запихал собранный бенто в портфель и, на ходу жуя бутерброд, побежал в школу, забыв поцеловать маму на прощание. Она, конечно, обижаться будет, но ведь день за днём жизнь повторялась словно по сценарию.
Несделанное домашнее задание мёртвым грузом лежало на совести, но ведь всегда можно списать у Ямамото. Он, конечно, тот ещё болван... Гокудера казался слишком навязчивым, хоть и умным был. От его исписанных тетрадей приходилось едва ли не убегать, когда пылкий итальянец с громогласным "ДЕСЯТЫЙ" подбегал, до хруста сжимая в объятьях.
- Эт-то, Хаято-кун, ты меня сломаешь! - Цунаёши пищал и вырывался из пылкой хватки, и это было весело. А вот Такеши отсутствовал. Заболел, наверное, на тренировке - он же придурок бейсбольный, что с него возьмёшь!
День пролетел совсем быстро, как и всегда - догонялки со страшным Хибари, очередные замечания учителей и солнечная Киоко-чан. "Когда я вырасту, то обязательно женюсь на Киоко-чан", - думал Савада, возвращаясь домой. В его мыслях Сасагаве так шло нежно-розовое свадебное платье, пышное и похожее на торт. Правда, все мысли прерывались на подходах к брачной ночи - Киоко-чан была идолом, которого могли осквернить мылси о сексе.
- Мам, я дома! - спотыкаясь о порог, здоровался мальчик. Тишина, такая нехарактерная для дома, наполненного воркованием Наны, вселила странные мысли. Реборн бы мог назвать это гиперинтуицией, но Цуна просто не придал значения. А, подумаешь! Из кухни слишком вкусно пахло.
Стол, уставленный аппетитными роллами и суши, казалось, вот-вот сломается под яствами. "Как аппетитно", - радовался парень, налегая на еду, голодный после учёбы. Наверняка, мама просто вышла в магазин, или погулять с И-пин и Ламбо. В тишине, без этих шумных детей, было так хорошо. На дне большого блюда Савада обнаружил записку: "Загляни в холодильник". "Наверное, мама ещё вкусностей приготовила, ммм"!
Холодильник встретил его беспорядочно разложёнными по полкам тарелками со свежим мясом. Кровь стекала в поддоны, и от этого стало как-то не по себе. Вместо молока в прозрачной бутылке было тёмное и красное, и почему-то хотелось верить в вишнёвый сок. "Я здесь", - гласила записка, небольшой розовый стикер в виде сердечка, прицепленный к двери в морозильную камеру. Теряясь в догадках, Цунаёши нерешительно взялся за ручку. Ток по пальцам и к трясущимся коленкам. Было здесь что-то не то.
Дневной свет вторгся в морозилку. Клубы пара, вызванные приливом тёплого воздуха, рассеялись, и первое, что увидел Савада, были глаза Наны на перекошенном от ужаса лице.
Очнувшись около холодильника, Цуна и забыть успел, что вызвало такой шок. Всего на пару минут.
- Это что, шутка? - сам себя спросил он, поднимаясь кое-как. Из холодильника пахло кровью. Голова Савады на её любимой праздничной тарелке никуда не делась, и мальчик схватился за дверцу, пока его выворачивало на неприготовленное мясо. В висках стучало бешено, но после рвоты полегчало. Вытерев слёзы, Десятый пересилил себя и снова посмотрел туда. Конечно, подобную шутку мог и Реборн выкинуть, но к главе семьи относился аркобалено очень трепетно. Да и кто в здравом уме станет такой ужас делать?!
Запавшие глаза остекленели, смотрящие куда-то вверх. Кровь, сочащаяся со среза шеи, до верха наполнила дорогую тарелку, подаренную ещё отцом, и растекалась по морозильной камере. Воняло. Подавив новый рвотный позыв, парень недоверчиво потыкал в мягкую, хоть и холодную щёку. Слишком реалистично. Брызги крови на лице мельчайшими капельками дополняли картину. Чувственный некогда рот скосился, приоткрыт, а в окровавленных губах небрежно зажат такой же стикер. Смятый, в размазанных отпечатках. Борясь с отвращением, Цуна забрался внутрь пальцами, краснея, ведь в порно не раз видел, для чего это делают. С хрустом бумажка развернулась, открывая ужасающий до неприлия текст: "А мама-то вкусная". Осознание нахлынуло подобно кричаще-красной волне в сознании, и ближайшие пару минут Десятый блевал, избавляясь от кусков родной плоти. Рис вперемешку с непереваренным мясом расплескался по внутренностям холодильника, возвращаясь к останкам Наны.
- Мама! МАМА! - Савада захлёбывался остатками еды и уже не сдерживаемыми рыданиями. Сполз на пол, прижимая к груди всё, в чём можно было узнать родительницу - обескровленную бледную голову, размазав по лицу кровь, и беспорядочно комкая темные волосы. Нана всегда казалась маленькой и хрупкой, но Цуна на её фоне был совсем крошечным сыночком, и ему казалось, что так будет всегда: утро, её крик и вкусная домашняя еда. А теперь всё, что осталось от матери, было не крупней футбольного мяча. Вспоминая утро, мальчик вдруг осознал, что никогда не искупит свою вину за пропущенный поцелуй, и разрыдался, прижимаясь к лицу матери. Кровь смешивалась со слезами и стекала, пачкая белоснежную рубашку, только вчера выстиранную заботливой мамой. Цуна кричал, бился в истерике и судорожно целовал каждый сантиметр такого родного лица. Психика Десятого дала сбой.
Сколько времени прошло в мелькающих картинах из прошлого, Савада не знал. Ему было хорошо там, в детстве, где рука мамы обещала тепло и заботу навсегда. Чьи-то шаги привлекли его опустевший безжизненный взгляд, и парень вздохнул обречённо.
- Ну здравствуй, Такеши-кун...
Последним, что увидел босс Вонголы, был его верный Хранитель, с обезумевшей улыбкой заносящий катану.

[Гость]

Dt-27 8-9YB!Сквало. Понять, что должен отрубить себе руку. Страх, переживания, описание процесса отрубания/отпиливания, дезинфицировать рану, поливая её алкоголем, потерять сознание от боли, вообщем красочное описание процесса.

1138 слов, извиняюсь, голое мясо писать не умею, решил сделать шизофренический триллер, приятного прочтения
Навязчивые мысли впервые посетили его на уроке истории мафиози. Неудачник Дино в очередной раз умолял дать списать домашнюю работу.
- Нет, Ску, ты представляешь, какой ужас – их заставляли лишать себя конечностей под дулом пистолета! – возмущался будущий босс Каваллоне, больше подходящий для пения на эстраде в какой-нибудь слащавой группе.
- Такой трус, как ты, лучше умрёт, чем сделает что-то подобное, - Супербия растянул губы в нехорошей ухмылке. Одноклассника можно было игнорировать, пока тот, высунув кончик языка от усердия, со скоростью копировальной машины переписывал задания. Дино, конечно, пообижался, даже отвернулся, но на подобные мелочи обращать внимания Скуало не собирался. В его жизни, наполненной звоном стали, не было места для подобия дружбы.
Итальянское солнце раскаляло воздух даже через стекло, класс гудел, словно рой огромных мух, пока мечник смотрел в окно. Там, далеко, его ждали новые победы, для которых он заказал дорогой меч, специально под левую руку. Картины жарких сражений, так красочно рисующиеся в его голове, были прерваны грубым тыканьем элитной ручки в запястье.
- Эй, Ску, поехали кататься на лошадях?
Класс продолжал мерно жужжать, усыпляя, и юноша зло отдёрнул руку.
- Пойди сдохни, у меня тренировка.
- Ну вооот…
Каваллоне, конечно, отстал, хоть и ненадолго, а противное ощущение холодящего кожу металла осталось. Прям по венам, как у самоубийцы незадолго до конца, приятная прохлада. Пальцем по венам, обводя руку невидимым браслетом, и в дрожь бросило.
Уже дома, устроившись за письменным столом, Скуало снова задумался об этом. Сначала он долго крутил ручку в пальцах, определяя вес, а потом колпачком провёл там, откуда словно голос шёл. «Коснись, коснись», - и Супербия на миг даже признал себя сумасшедшим. Сначала колпачком, но он, нагретый от рук мечника, совсем не удовлетворял, и подросток вывел тонкую линию стержнем, замыкая её на венах. От прикосновений приятно щекотало, и ручка описала новые круги, делая след более жирным. Не удержавшись, подрисовал ещё и ножницы – как бывает на месте, где нужно разрезать. Вспыхнувшие в голове слова одноклассника на уроке бросили в холодный пот. Дино-то, может, и был слабаком, а вот такому гордецу, как Скуало, ничего не стоит доказать что-то хотя бы себе и действительно к чертям избавиться от руки. Выскочив из-за стола так, что даже стул опрокинулся, парень бросился в ванную и стал надраивать руку, отмывая проклятую линию разреза.
Время текло. На уроках сосредотачиваться не получалось. Любой острый предмет манил, и Супербия понимал, что он совсем не самоубийца, как уже начал подозревать мнительный мальчишка Каваллоне, когда очередной острый предмет прикладывался к запястью.
- Ску, у тебя что, любовь несчастная? - вздыхал заботливый итальянец.
- Какая любовь, придурок?! Жгёт там, нужно холодное приложить.
Отвесив Дино подзатыльник, отвязался и ушёл в туалет, запираясь в одной из кабинок. Мечник абсолютно не помнил, как так получилось, но из глубокого транса его вывел настойчивый стук в дверь. Канцелярский ножик, судя по его виду, купленный в ближайшем киоске, оставил тонкие порезы на бледной коже, и тогда Скуало действительно стало страшно. Крови почти не было. А если бы глубже?
Уже после школы Супербия добыл себе виски и хотел было просто напиться, отвлекаясь от жгучего осознания того, что рука мешает. Дома его ждал новый меч, принесённый мастером, с поздравительным письмом и наилучшими пожеланиями. Такую удачу пропустить было нельзя, и парень, тут же забыв о проблемах, помчался в лес – тренироваться.
Алкоголь разжигал внутри костер, вспыхнувший от адреналина. Меч приятно и легко лежал в руке, такой идеальный, и юноша махал им до тех пор, пока совсем не выдохся, сползая на землю под каким-то деревом. Звуков почему-то не было. Кончились. Где-то далеко-далеко ветер колыхал листву, но здесь воздух загустел, поглотив все звуки. От виски и частого пульса в глазах плыло. Противно заныло в левом запястье – пот раздражал свежие порезы.
- Да как же ты меня бесишь-то! – фыркал мечник, яростно царапая мягкую с тыльной стороны кожу. Где-то там внутри, будто в самой кости, страшно зудело, и руку хотелось разодрать, вгрызаться зубами и, давясь кровью, рвать вены, жилы, лишь бы избавиться от этого ощущения. Только перепачкав пальцы в собственной крови, Скуало остановился. Что же он делает такое?! Руки предательски задрожали.
- Нет-нет-нет, даже не думай, - сурово рыкнул он на правую, пальцы которой сжимались в безуспешной попытке найти левую кисть. Накатывало осознание того, что жить так просто Супербия не сможет до тех пор, пока эта проклятая рука раздражает его. Он уже с готовностью схватился за меч, как понял, что с левой рукой потеряет и всё, наработанное долгими тренировками и выигранными боями. Пульс возрос ещё сильней, пока подросток с недоверием разглядывал предательские суставы, так сильно бесившие его. И что только жить мешало. Он уже отрубал противникам руки, яростный, неудержимый, и сейчас воображение лишало его кисти: кровь хлестала из аккуратно разрубленных вен, тёмная, мясо пульсировало, и можно было разглядеть даже зеленоватые нервы. Собственный крик нарушил тишину. На какое-то время парень поверил в то, что лишился руки. Он упрямо разглядывал шевелящиеся пальцы, понимая, что внутри что-то страшно мешает, будто шевелясь. Подобный дискомфорт когда-то можно было решить простым хрустом уставших костей, но это было нечто другое. Что-то отвратительное рвалось наружу, пробиваясь через плоть. Да эта штука убьёт его, сожрёт изнутри, если не избавиться!
Схватившись за меч, парень замер. Крупная дрожь била его, когда Супербия занёс клинок над рукой, прижатой собственной ногой к массивному корню дерева. Похожая на чужеродный организм, приговорённый к смерти, рука дергалась и сокращалась, беспомощная под прицелом ледяных глаз.
- Что, что тебе нужно, чёрт подери?! – срывал голос Скуало, так страшно ему не было даже когда десять человек нападали, окружив дерзкого ребёнка.
Бледные пальцы молчали. Кроны над головой нашептывали, что нужно избавиться от злой воли, занесённой в его руку, пока та не решила избавиться от организма-донора. Наконец, собравшись с духом, мечник задержал дыхание и, зажмурившись, рубанул, чуть не задев и ногу тоже. Сталь высшего класса преодолела сопротивление кожи - та лопнула как спелая ягода, пропуская лезвие дальше, пока оно с легкостью не рассекло кость.
Стало легко. Звуки совсем пропали – листве больше не нужно было уговаривать. А затем юноша открыл глаза и посмотрел на безжизненный отрубок, валявшийся в луже крови, мёртвый и бледный. В голове внезапно стало ясно, и тогда здравый смысл нахлынул вместе с болью. Парень прижал к груди вдруг ставшую такой нелепой руку, заходясь надрывающим глотку криком, кисть фантомно болела, а ещё хуже было там, где теперь заканчивалась конечность.
Слишком бездумно было оставлять её в таком состоянии, на природе, где ветер может занести в открытую рану какую угодно гадость, а заражения крови абсолютно не хотелось. Кое-как нашарив бутылку виски, опрокинул содержимое на обрубок и заорал ещё сильней – алкоголь резал, царапал, обжигал голые нервы, попадал в сосуды, из которых хлестала боль, и яркая вспышка в голове повлекла за собой непроглядную темноту. Долго в обмороке Супербия не разлёживался – где-то в голове сработал инстинкт самосохранения, и, прежде чем потеря крови стала критичной, подросток очнулся кое-как, изрядно ослабевший, залитый собственной кровью и алкоголем, как будто его убили в пьяном угаре. Только сейчас он понял в полной мере, что произошло, и разрыдался от боли и отчаяния. Рядом валялся жалкий кусок его плоти – конец старой жизни, в которой Скуало был лучшим мечником.

[Гость]

Dt-17 TYL!Тсуна/Тсуна. Внезапно появиться возле своей младшей версии. "Если ты откажешься от роли босса мафии, то станешь проституткой!"
Писала на работе, пока было нечего делать). Жду тапочки). 1766 слов

Часть 1

Собрание длилось невероятно долго, по крайней мере, так казалось молодому боссу Вонголы. Он был слишком сосредоточен на обсуждаемых делах, чтобы замечать, как на него пристально смотрит Мукуро, как из дальнего конца комнаты на него бросает взгляды Хибари Кёя, который никогда не участвовал в собраниях, но всё же по какой-то ведомой одному ему причине приходил, вставал в дальнем углу и просто смотрел. А за столом неспешно и обстоятельно шло обсуждение возможности заключения договора с какой-то семьёй о поставке оружия. Через два часа глава Вонголы встал, и со словами: «Спасибо, собрание окончено, все свободны», стал наблюдать, как Хранители и секретарь откланиваются ему, желают удачи и уходят по делам. Все, кроме Хранителей Тумана и Облака, не сводивших с него глаз во время совещания.
И вот Савада прижат с двух сторон к стенке. Он краснеет под их испытывающими взглядами, от их настойчивых прикосновений. Всё тело будто замирает, застывает и хочется только одного: чтобы они раздели его, покрыли его поцелуями, шептали пошлости, говорили, какая он развратная сучка и как они его хотят. А потом взяли прямо на столе совещаний, грубо, властно, с наслаждением, а он бы стонал и требовал ещё. Но он в который раз говорил себе, что так нельзя, что он не может так низко пасть, что он не тот, за кого они его держат. Брать себя в руки, бороться с желанием, становиться твёрдым очень тяжело, особенно после длительного собрания. Особенно под напорами похотливых взглядов, но он собирается за короткий миг с духом и требует, чтобы его отпустили, лёгкими, но настойчивыми движениями, разводя Хранителей в стороны, проходит мимо них и быстро направляется к выходу. Он чувствует спиной взгляд Кёи и ухмылку Мукуро. Больше всего он боится сорваться, боится, что в один ужасный день они добьются своего. Такое уже было лет восемь назад, и это был его первый раз. Когда они споили его, а затем соблазнили разомлевшего Цунаёши, практически сведя его с ума своими ласками. После этого он словно с цепи сорвался, он хотел ещё и ещё, как наркотик. Ещё больше сводящих с ума ласок, ещё больше грубого секса. Как-то он не сдержался и отдался какому-то парню в школьном туалете. От дальнейшей деградации его тогда спас Реборн, отправив нерадивого и бестолкового ученика на две недели в лес, совсем одного, даже без еды, выживать. И Цуна выжил, даже пересмотрел свои взгляды на своё будущее и окружающую действительность. Снова стал самим собой. Хотя и не был уверен, что это он, но и это его устраивало. Пришлось потом старательно отмазываться от домогательств, но постепенно жизнь вернулась на круги своя.
По коридору нёсся пятнадцатилетний Ламбо с громкими криками, а за ним с не менее громкими воплями и матом бежал разозлённый Гокудера. Савада вздохнул. Не семья, а дурдом: извращенцы, нытики, неуравновешенные… Увидев босса, парочка притормозила, Гокудера нацепил на лицо подобострастную улыбку и принялся раскланиваться, извиняясь почему-то за бестолкового Ламбо, но не за себя. Потом у них снова произошла потасовка, в ходе которой у Ламбо снова неизвестно откуда выпала Базука Десятилетия, ударилась с грохотом на стену и накрыла слегка растерявшегося Дечимо.
Ему стало понятно, что произошёл какой-то сбой в результате удара Базуки, когда он после рассеяния дыма оказался в своей старой маленькой комнатке и увидел самого себя, маленького, худого, нескладного, но такого милого, с большими глазами и практически кукольным лицом, которого часто путали с девочкой. И теперь это взлохмаченное существо, которое только что, судя по всему, пыталось погрузиться в дебри родной грамматики, с удивлением взирало на него. «О да», - пронеслось у него в голове. – «Заколочек на голову, платьишко с кружевами, развратности в поведении и получится идеальная игрушка для Облака и Тумана». Но от этой мысли стало грустно и как-то противно. До омерзения противно.
- Ну привет. – Он старался вести себя как можно более непринуждённо.
- Ээээ… Аааа… Это…. – Маленький хозяин дома так и не осознал до конца, что именно сейчас произошло. Он отчаянно старался работать, так как, уходя в очередной раз куда-то по своим делам, Реборн оставил его делать домашнюю работу с условием, что к его возвращению она будет сделана. Поэтому он отчаянно боролся с ленью, непониманием терминов, обложившись учебниками и иногда позванивая за консультацией Гокудере, но дело двигалось. Сейчас вся эта ненужная, как ему казалось, информация, долго не задержавшись на месте, каким-то образом снова покинула голову. Её место заняло любопытство, удивление и даже испуг. В мужчине, появившемся перед ним из тумана, было что-то знакомое, даже во многом похожее на него. Старшая версия слезла с подоконника, на котором сидела, спокойно подошла к его столу, взяла учебник и принялась его рассматривать.
- Аа, японская грамматика… Ужасающий предмет. Учи, а то ведь я его завалил на контрольной. Переписывать пришлось. А потом алгебра, география, геометрия… Учи их, слышал?
Маленький Цуна, словно придя в себя, вскочил с места.
- Ты вообще кто такой?!
Это возмутительно. Ещё один репетитор на его голову. Реборн прислал? Вполне возможно. А на дворе лето. Сасагава Кёко и Миура Хару в летних платьях. А по праздникам они надевают яркие юката и становятся похожи на порхающих бабочек. Можно было бы отдыхать вместе со всеми, ездить на природу, есть мороженое… А его заперли дома и нагрузили работой на весь день. Несправедливо, нечестно. И все в один голос ему твердят: «Ты же босс». За него всё решили, скорее всего, уже когда он родился. Нет способностей – они их в него впихают. Нет желания – вобьют. Их слишком много, сопротивляться бесполезно.
На его возмущение взрослый Савада лишь улыбнулся.
- Ты уже и сам догадался. Хотя я удивлён не меньше твоего. Базука опять дала сбой. Давно её выкинуть пора.
Мальчик изучающе осмотрел себя-взрослого. Как будто это и не он вовсе. Прямая горделивая осанка, сильная аура, уверенный взгляд. На нём костюм с иголочки, на ухоженных пальцах – дорогие перстни, на воротнике – золотая брошь в виде герба Вонголы. Он вызывает восхищение и уважение. И мысль: «Скольких пришлось убить, чтобы стать таким?». И это хуже всего.
- Я что… Мафиози стану?...
- Ну, это уже от тебя зависит. Хотя, поверь, это не худшая альтернатива.
Мальчик рассерженно посмотрел ему в глаза.
- Ну уж нет. Таким я точно не стану. В задницу мафию, в задницу эти бесполезные уроки итальянского и беготню по лесам! Лучше я помру унылым, чем буду преступником!
Он устал. Организм требовал развлечений и походов в кино с девушками. Поэтому взрослый он также спокойно, но уже без улыбки, наблюдал, как тот изливает душу… Сам себе. И тот Савада, что сейчас являлся боссом Вонголы, прекрасно всё понимал. Но даже его самого раздражает такой Цуна – нытик, слабак, бесхарактерный… Да, добрый, да, рассудительный, да, любящий. Но эти качества видят в нём только близкие.
Мальчик не заметил, как его прижали к стенке, и, когда осознал, что произошло, то поднял испуганный и непонимающий взгляд. На него сверху смотрел рассерженный молодой мужчина, вызывая дрожь и холод по всему телу.
- Какой же ты жалкий. – Тихо проговорил Цунаёши-старший, наблюдая, как перед ним трясётся он-школьник. – Даже сам себя боишься.
- Зато не убийца… - Прошептал мальчик.
На что его старшая версия хрипло рассмеялась. А в это время в его голове появлялись новые воспоминания. Он помнил, что Спаннер в своё время дал этому явлению какое-то умное определение, которое он тут же забыл, уловив самую суть. В этих воспоминаниях было то, как он появился сам перед собой, сам с собой разговаривал, сам на себя кричал, сам себя прижал к стенке. Рассказать кому – решат, что тронулся умом окончательно.
- Тогда попробуем по-другому, раз ты пустоголовый такой.
Схватив его за плечи, не давая отстраниться или вырваться, он наклонился и коснулся губами его губ. Пока что ещё мягко, ненастойчиво. На мгновение отстранился, заглядывая в расширенные глаза. До этого он ещё не целовался ни с кем, и это ощущение было для него новым. Сердце дико колотилось, а щёки начали гореть. Но время на то, чтобы как-то отреагировать на это, Цуна сам себе не дал, на этот раз более настойчиво накрыв губы поцелуем, проникая языком в податливо приоткрывшийся рот, хозяйничает там языком, срывая стоны наслаждения. Одна рука скользнула вниз, по рёбрам, по бедру, к паху, где уже образовался бугорок. Не убирая оттуда ладони, он отстранился.
- Я смотрю, тебе нравится.
Мальчик, покраснев, смотрел на него растерявшим большую часть осмысленности взглядом. Даже улыбнулся и как-то робко кивнул. Ему правда нравилось. Нравился чужой, если не воспринимать мужчину перед собой как взрослого себя, тёплый властный язык, мягкие губы, головокружительная близость чужого – или своего? – тела. Дышать становилось тяжело, и он уже сам тянулся за новой порцией ласки, сам прижимался к телу мужчины. Тот, впрочем, был непротив.
- Хочешь кое-что получше покажу?

[Гость]

Часть 2

Как он и ожидал, мальчишка согласно закивал. Тогда Дечимо заставил его краснеть и постанывать, касаясь губами чувствительного ушка, прикусывая его, заставляя мальчишку извиваться под его ласками. Затем спустился губами ниже вдоль венки на шее, вырвав вздох наслаждения, запустил руки под футболку, поигрывая сосками, поглаживая худую грудь. Когда совсем опустился на колени, приспустил шорты за пояс, выпуская наружу болезненно стоявший член. Мальчик нетерпеливо вздохнул и закусил губу. Вскрикнул, когда мужские губы сомкнулись на головке, как язык пробегал вдоль ствола, вызывая чувство теплоты и заставляя трепетать.
- Тебе хорошо? – Тихо спросил Дечимо, хотя уже и сам знал ответ.
- Д… Да… Ещё… Пожалуйста…
Мужчина хмыкнул и продолжил ласки, переместив руки на упругие ягодицы, срывая стоны наслаждения с его губ. Оргазм не заставил себя ждать. Мальчик аж расплакался от взрыва удовольствия в своей голове. Ноги подкосились, и он, тяжело дыша, опустился рядом со своей старшей версией. Взрослый Цуна вздохнул, глядя на блаженную улыбку мальчика. Задумчиво провёл ладонью по его щеке.
Когда Цуна-младший немного оклемался, Дечимо серьёзно спросил:
- То, что произошло, тебе понравилось?
- Да. – Тихо ответил Савада.
- Ты можешь это с чем-нибудь сравнить?
Мальчик старательно пытался перебрать в голове варианты удовольствий. В голову пришло одно:
- Как веселье с друзьями.
- Я так и думал. Ты ведь любишь своих друзей? Ты дорожишь их дружбой?
- Конечно.
- Так вот. Тогда иди и делай то, что велел Реборн. Будь хорошим боссом, мудрым, сильным.
Мальчик недовольно посмотрел на него.
- Ты опять? Я же сказал, что не буду я мафиози. Ни ты, ни другие ничего не добьются!
- Упрямый тупица. – Мужчина обнял его, крепко прижимая к себе, приподнял его голову за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. – Тогда я объясню доступнее. Если ты откажешься от роли босса мафии, то станешь проституткой.
Последнее, что увидел Дечимо перед тем, как исчезнуть, - это как расширились глаза малыша-Цуны, как в них появилась осознанность и испуг. Он хотел ещё что-то спросить, но уже не смог.
***
Савада раскинулся на огромной кровати, поглядывая в сторону душевой, из которой доносился звук текущей воды. Он был обнажён, но это его не смущало. Когда дверь в душевую открылась его медового цвета глаза загорелись от нетерпения. А Мукуро, вытирая длинные волосы, бросил на него похотливый взгляд.
- Сделаешь мне скидочку, Цуна-тян?
Молодой человек мило улыбнулся.
- Как обычно, уважаемый клиент.

[Гость]

Dt-28 Рёхей|Кёко, Рёхей|Тcуна. До того любить сестру, что убить Саваду, узнав, что тот лишил Кёко девственности. Не инцест. (желательно наказание Савады как "мужчины", отрезание половых органов и т.д.)
Под конец захотелось романтики). Тапки - в комменты). 1930 слов

Часть 1

Темно и больно. Цуна прилагает усилия, чтобы заставить думать больную голову. Пытается вспомнить, есть ли у него с собой мобильный телефон. Телефона нет, да и достать бы он его из кармана точно бы не смог: руки связаны за спиной. Оглядываясь, он замечает какие-то металлические конструкции, боксёрские груши, свисающие с потолка, гладкий блестящий пол, на котором виднеются пятна его, Савады, крови. Слышен звук щелчка, открывается дверь и в спортивный зал входит Сасагава Рёхей. В руках – огромный нож. Цуна может только стонать из-за связанного рта и прижиматься к стенке, как будто она его спасёт от неминуемого.
За три дня до этого.
Боксёр постучался в дубовую лакированную дверь. Когда с другой стороны послышалось приглашение войти, он уверенно зашёл в кабинет. Сидящий за столом Цунаёши радостно приветствовал его.
- С возвращением, Старший Брат. Как отпуск?
Рёхей, широко улыбнулся.
- Это было экстремально!
Цуна рассмеялся.
- Ладно, потом расскажешь. Ты хотел поговорить?
Он указал жестом на кресло напротив себя, приглашая садиться. Хранитель Солнца поправил жёлтый галстук и опустился на предложенное место. Улыбка сразу сошла с лица, давая понять, что разговор намечается серьёзный.
- Я тебя слушаю. – Цуна приготовился.
Рёхей некоторое время колебался, думая, с чего начать. Савада ждал, потому что знал, как тому порой трудно сформулировать мысль.
- Цуна. – Слова приходилось выдавливать из себя, но он решил сказать сразу и по сути. – Откажись от Кёко.
Глаза юноши в большом кресле стали ещё шире, чем были. Такое он ожидал услышать в последнюю очередь.
- Что, прости? – Он думал, что что-то не расслышал. Они встречаются официально уже полгода, но между ними пока ничего не было. Молодой босс ждёт, пока его девушка скажет ему «да» и он наконец-то насладится близостью с нею. Он слишком любит и уважает её, чтобы настаивать на этом. Ждёт, пока она сама решится. Хоть ещё полгода прождёт, он не желает её заставлять. Но и отказываться от неё он не хочет и не будет. Рёхей собрался и повторил:
- Откажись от Кёко.
- Это ещё почему?
Он искренне не понимал. Сасагава-младшая была для него неотъемлемой частью его реальности, такой же важной, как работа, друзья, семья. А теперь его почему-то просят выбросить её из жизни.
- Не надо ей с мафиози водиться. Это же погубит её. Ей нужен нормальный парень, надёжный, который даже случайно не подвергнет её опасности.
Цуна хотел что-то сказать, но Рёхей его перебил.
- Я знаю, что это неожиданно для тебя, но, прошу, если ты любишь её, не ломай ей будущее.
Цуна не верил своим ушам. Слушал и не верил.
- Я не могу. И это не обсуждается.
Тогда Рёхей стал жёстче, встал с кресла и заявил:
- Если ты обесчестишь её, я сам разберусь с тобой.

На следующий день Кёко неожиданно дала своё согласие на ночь с Савадой. Сама предложила себя, хотя Цуна помнил об угрозе её брата, но её улыбка, её доверие, её аромат заставили его потерять голову. Следующим утром счастливая девушка пришла домой и на вопрос брата о том, где она была, она со счастливым лицом рассказала, как нежен и страстен был её любимый Цунаёши этой ночью, сколько ласки он подарил ей. Увлёкшись, она не видела, как боксёр вышел из комнаты с каменным лицом.
Месть. Месть. Месть. Савада Цунаёши поплатится за свой поступок, и светловолосый мужчина уже представлял, что сделает с ним. Будучи одним из его приближённых, он прекрасно знал, где и когда Саваду можно застать совершенно одного. Например, вечером, когда он распускает прислугу и когда Хранитель Урагана уже пожелал ему спокойной ночи. Когда особняк практически вымирает, и только охранники иногда проводят осмотр территории. Именно в это время босс услышал стук в дверь, и по телу почему-то пробежался неприятный холодок.
- Кто там? Рёхей?
- Да, я.
Цуна, который уже успел до пояса раздеться, быстро накинул рубашку.
- Входи.
Что-то не так. Гиперинтуиция кричит об опасности, но умом Савада понимает, что, если это Рёхей, то ничего подобного быть не может. В дверном проёме стоит мрачный Хранитель и тёмными от гнева глазами смотрит на него. В руке блестит дуло пистолета.
- Одевайся, пойдёшь со мной.
Цуна растерянно улыбается, как будто не понимая, что происходит.
- Эй, ты чего? – Голос звучит нервно, но он старается улыбаться. – Если это шутка, то я оценил. Очень правдоподобно. Опусти пистолет.
Но боксёр не пошевелился.
- Ты меня слышал? На выход.
Савада замер оттого, насколько холодно и жёстко звучал голос. Повелительно. Цуна растерялся, он судорожно искал выход из ситуации, но страх перед направленным на него пистолетом мешал ясно думать.
- О… Опусти пушку. Слышишь?...
Цуна пятился назад, где стоял аппарат для вызова охраны. Осторожно, медленно. Рёхею хватает с лихвой времени, чтобы достать из кармана глушитель, прикрутить его к стволу и выстрелить в пол в паре сантиметров от ног главы семьи. Цуна отскочил в сторону и перевёл взгляд на Сасагаву.
- На выход.
Цуна поднял руки в знак смирения.
- Хорошо-хорошо, не стреляй.
Свою вину он сознавал. Но как бороться с собой, когда момент, которого так долго ждал, наступил так скоро? Отвергнуть её тогда он не мог ни морально, ни физически. И всё равно чувство вины перед её братом сильно давило. Он надеялся, что они быстро поговорят. Ну, в крайнем случае, он просто получит пару раз по лицу. В конце концов, они же друзья вот уже десять лет. Поэтому Цуна собрался, обулся и подошёл к Рёхею.
- Внизу ждёт машина. – Всё также жёстко проговорил он. – Веди себя естественно и не брыкайся. Охране скажешь, что едешь прогуляться. Понял?
Цунаёши кивнул и, сопровождаемый Рёхеем со спрятанным пистолетом наготове, двинулся по коридорам к выходу. Было страшно, но он был спокоен. Он был уверен, что ничего страшного не случится. Это же не конец света.

[Гость]

Часть 2

Машина, которую сам Савада же и вёл, остановилась рядом с каким-то спортивным залом. Несмотря на то, что свет в окнах был уже погашен, у входа всё ещё мерцала огоньками неоновая вывеска. Они зашли внутрь. Едва переступив порог, Рёхей схватил парня и вывернул ему руку.
- Попался, похотливый кобель!
Цуна согнулся, застонал от боли, но произнёс, хоть и не без усилий:
- Отпусти. Давай поговорим.
- Не о чем говорить.
Он достал из кармана верёвку, заломил вторую руку, и быстрым движением крепко стянул их за спиной. Парень задёргался, пытался хотя бы на словах защититься, потому что вырваться из хватки профессионального боксёра не представлялось возможным совсем. Рёхей достал из кармана жёлтый платок и замотал им рот, превратив мольбы в поток бессмысленных звуков. Затем болезненно схватил за руку и потащил упирающегося Саваду по коридорам. Если бы только Цуна знал, чем всё закончится. Сжатое предплечье болезненно ныло те несколько минут, пока его волокли по коридорам. Наконец они дошли до двери, ведущей в зал для бокса, Сасагава снова направил на Цуну пистолет, чтобы тот не посмел сбежать, пока тот доставал ключ и отпирал дверь. Сам пленник бежать не собирался. Он не мог понять, неужели он действительно совершил что-то настолько ужасное? Кёко сама признавалась ему, что счастлива, что именно он был её первым, что она с радостью выйдет за него. Тогда почему же один из его близких друзей поступает сейчас с ним, как будто он её изнасиловал? Его с силой втолкнули внутрь так, что он поскользнулся на гладком полу и, не удержав равновесия, упал, ударившись плечом. Дверь за ним закрылась, щёлкнул замок, и он остался один в тишине и темноте, слушая эхо удаляющихся шагов. Страшно и холодно. Он чуть не расплакался. Вдруг его убьют? Он слышал, что где-то на Среднем Востоке такое практикуется. В Италии, в некоторых кланах, тоже. Но не в Вонголе же. Да и сам Рёхей, несмотря на выбранный им вид спорта, агрессивностью и кровожадностью никогда не отличался. Цуне не хотелось умирать неизвестно из-за чего.
Прошло время. Может, полчаса, может, час. Вновь снаружи раздались шаги и стихли около двери в зал.

Цуна тяжело и отрывисто дышит, с ужасом смотрит на то, как к нему направляется быстрыми шагами источающий опасную ауру мужчина. Он смотрит на него наполнившимися слезами широко раскрытыми от ужаса глазами. Его поднимают за торчащие в разные волосы, заставляя скорчиться от боли, перехватывают под руку и волокут к ближайшему тренажёру. Привязывают, широко разведя ноги. Савада умоляюще смотрит на него. Пожалуй, даже у Бьякурана сжалось бы сердце от такого взгляда, а Рёхей, кажется, не реагирует. «Как будто подменили» - проносится в голове у Савады.
- Я говорил тебе? – Голос звучит хрипло, чуть подрагивая от сдерживаемых эмоций. – Я тебе говорил не трогать моего ангела?
Цуна не реагирует, только, застыв, смотрит на жуткую фигуру перед собой.
- Я тебе говорил, - Он приближается к его лицу, и Цуна видит, как в темноте сияют от гнева глаза, – что я не оставлю это так?
Он подносит к его лицу нож, и проводит лезвием по щеке. Цуна кричит и дёргается, а из пореза на светлый воротник стекает кровь. Это похоже на кошмарный сон. Он бы поверил, если бы перед ним стоял, например, Мукуро или даже Кёя, но, если бы ему кто-нибудь сказал, что ему будет угрожать Рёхей, он бы как минимум посмеялся. А теперь было не до смеха.
Боксёр опустился ниже, исполосовывая кожу, смотря, как жертва уже не может плакать, только приглушённо хнычет и смотрит куда-то в потолок. Надеется, что его найдут до того, как случится нечто похуже, чем порезы на теле. Но вокруг очень тихо, только слышны собственные всхлипы и тяжёлое дыхание Сасагавы. Хранитель молча расстёгивает его штаны, благо, ничто этому не препятствует, а Савада удивлённо опускает на него заплаканные глаза. Даже Бьякуран бы не выдержал такого взгляда. А Рёхей держится. Дорогие брюки и нижнее бельё разорваны, и член Цуны оказывается снаружи. Лезвие проходится по тонкой коже ствола, заставляя Цуну взвыть с новой силой. Страшное осознание того, что сейчас может произойти, приходит в больную от пережитого голову. Рёхей улыбается.
- Знаешь, тебе он не нужен. Если он всё решает раньше, чем твой мозг, то, может, лучше избавиться от него, а?
Цунаёши отчаянно мотает головой.
- Нет? Не надо?
Он с поддельным сочувствием проводит рукой по нетронутой щеке, размазывая солёные слёзы.
- А я думаю, надо. Глядишь, мозг появится.
Цуна всё ещё противится, надеется, что ещё не всё потеряно. Но он не слушал, когда его просили не трогать Кёко. Теперь не слушают его. С точки зрения боксёра всё справедливо. Когда лезвие располагается у основания, по спине жертвы пробегает холодок, он замирает, боясь даже вздохнуть. Нож начинает проникать в плоть. Брызги крови разлетаются во все стороны, на лицо Сасагавы, на рубашку Савады. Рёхей улыбается, упивается криками, медленно опуская лезвие, разрезая сосуды, мышечные волокна. Цунаёши дергается, мечтает, чтобы боль прекратилась, чтобы разум, наконец, прояснился. Но боль не отступает, а лишь усиливается. Через некоторое время он теряет сознание, но продолжает плакать. А Рёхей поднимается, вытирает с лица рукавом свитера кровь, и, наконец, произносит.
- Ладно, ты прощён. Только больше не трогай Кёко без моего разрешения.
Бросает последний взгляд на бледное тело Цуны и уходит, предварительно смачно плюнув на отрубленную часть тела.
Утром в помещение вламывается Гокудера Хаято со своими людьми и не может поверить в то, что видит. Бледный, измождённый, кое-где поседевший и измазанный в крови Дечимо привязан к металлическим столбикам тренажёров, между ног видно мясо, а рядом валяется его член. Это, пожалуй, худшее, что мог себе представить вернейший из Хранителей. Он подбегает, проверяет пульс, дыхание. Жив. Он облегчённо выдыхает, подзывает двух человек, остальных отправляет наружу. Оставшиеся бойцы аккуратно перерезают верёвки, а Гокудера ловит опадающего босса на руки, чуть ни плача, вынимает изо рта платок и отбрасывает его в сторону. Затем поднимается на ноги и аккуратно несёт Цуну к выходу, будто это самое дорогое в его жизни сокровище. Шепчет, что всё хорошо, что он спасён, что опасности больше нет. Гокудера любит его любым. Даже если его лишат рук и ног, он всё равно будет любить его. В уголках глаз Цуны появляются слёзы.
Савагава Рёхей объявляется предателем и за его голову назначается награда.
У Савады Цунаёши никогда не будет наследника, о котором он мечтал, и девушки, которую он любил.

[Гость]

Dt-66 Бьянки. Сделать несколько абортов. Не иметь возможноти родить ребёнка. Сойти с ума на этой почве. Покупать игрушки, одежду для беременных, вязать для будущего ребёнка, который никогда не родится. NH!

710 слов

Кеко очень похорошела и просто светилась изнутри, при этом даже на третьем месяце беременности умудряясь выглядеть невинно как выпускница воскресной школы. Сидящая в кресле напротив синьора Джанна из семьи Темпеста была похожа на нее как сестра, только срок больше и волосы темнее. Мафия могла примириться лишь с двумя типами женщин. К первому относились тихие миловидные девушки, рожающие наследников и не задающие лишних вопросов. Вторым типом были роковые красотки, ни в чем не уступающие мужчинам, а в некоторых областях даже превосходящие их. Бьянки была слишком умна и слишком красива для первого.
Члены семьи Темпеста пользовались у Вонголы почти безграничным доверием и уважением. Настолько безграничным, что синьоре Джанне позволялось болтать о токсикозе и прочих маленьких женских радостях с женой босса. Но все же недостаточно высоким, чтобы оставлять их наедине.
- Еще печенья, девочки? - очаровательно улыбнулась Бьянки.
Беременные девочки скромно покивали и продолжили беседы о цветах жизни. Бьянки почувствовала, что ее саму начинает тошнить.

- Кого ждет синьора? – дружелюбно поинтересовалась молодая продавщица.
- Что?
Бьянки задумчиво разглядывала разнообразные погремушки, по цене не уступающие иным украшениям, и не сразу поняла вопрос.
- У вас будет мальчик или девочка?
Продавщица была настойчива и всем своим видом выражала желание услужить. Бьянки вспомнила, что надела сегодня свободную мешковатую кофту. Определенно, общение с беременным плохо сказалось. Она хотела объяснить, что ищет подарок, но почему-то ответила:
- Я не знаю.
Понимающе улыбнувшись, продавщица выложила на прилавок несколько детских костюмчиков нейтральных расцветок. Бьянки попросила завернуть бежевый.
У магазина ее встретила черная машина, на которую небрежно опирался Реборн, такой же черный и представительный.
- Для ребенка Цуны, - зачем-то пояснила Бьянки, показывая на сверток с костюмчиком.
- Я догадался, - равнодушно ответил Реборн, - Надо поговорить, я тебя подвезу.
Разумеется, речь пойдет о делах. Только в дешевых сериалах девушку бросают после фразы «нам надо поговорить». Если Реборн захочет расстаться – он просто сделает это.
Иногда Бьянки думала о том, что он избавился от проклятья слишком поздно.

- У Цуны будет мальчик. Возьмешься за воспитание очередного наследника?
- Посмотрим.
Они лежат на ее кровати в ее комнате, Реборн курит, а Бьянки смотрит в окно, за которым сгущаются сумерки.
- А тебе никогда не хотелось воспитывать собственного ребенка? – вдруг спрашивает она.
- Я не настолько жесток.
Через минуту они вернутся к прерванному занятию, и Бьянки перестанет думать о том, что забыла подарить костюмчик.

К концу лета синьора Джанна благополучно родила и теперь приносила на посиделки маленького Фонси. Она болтала без умолку о родовых тяжбах и радостях материнства, утомляя и ребенка, и Бьянки, и даже не перестающую вежливо умиляться Кеко. Радовало лишь то, что теперь чаепития по рекомендациям врачей отнимали меньше времени.
Провожая синьору Джанну, Бьянки столкнулась в коридоре с куда-то спешащим Цуной. Будущий отец с каждым днем все больше нервничал, но был определенно счастлив. Кеко повезло.
Первому типу мафиозных женщин всегда везет, а красотки должны выполнять свои обязанности. Бьянки только одному мужчине доверила бы стать отцом своего ребенка, но он слишком поздно избавился от проклятия и был слишком умен, никогда не забывая о предохранении. Остальные были глупы. И их было слишком много.
Бьянки вернулась к себе и достала из шкафа спицы с нейтральными зелеными нитками, попутно проверяя подарки, аккуратно разложенные на полке. Хватит, чтобы порадовать любую мамашу, но она хотела связать еще один и подарить уже все вместе, на день рождения. Так правильнее.
Реборн давно не приходил. В комнате ощутимо пахло детской присыпкой.

Осень ознаменовалась двумя событиями. Кеко родила здорового малыша весом почти четыре килограмма, а синьору Джанну нашли мертвой в гостиной особняка Вонголы с куском печенья во рту. Стоящая рядом с трупом коляска была пуста.
Цуну привела интуиция, подсказка Реборна и приглушенное пение, напоминающее колыбельную. Дверь в комнату Бьянки оказалась незапертой.
Девушка прижимала к себе ребенка и тихонько покачивалась.
- Я накормила его, чтобы он не плакал… - пробормотала Бьянки. Ее взгляд был пуст, как у разбросанных повсюду мягких игрушек.
Ребенок не шевелился. Вошедший было в комнату Гокудера тут же вылетел обратно в коридор, и его впервые за несколько лет вырвало.
Не доглядел, думал Реборн, забирая из безвольных рук маленького Фонси. Идиот, мальчишка, не так понял, не доглядел. Бьянки подобрала с пола плюшевого мишку и стала укачивать, будто не замечая разницы.
- Живой.
Напряжение немного отпустило, и почти все в комнате вздохнули с облегчением. Реборн посмотрел на Цуну, но в его глазах читался приговор.
Ошибается тот, кто думает, что отцовство делает мягче.

[Гость]

Dt-22 Тсуна|Монстр из шкафа. Тсуна с детства боялся чудовища, живущего в плотяном шкафу, поэтому всегда спал со включенным светом. Однажды в грозу, когда в доме отключается электричество, Тсуна понимает, что монстр - это были не просто детские страшилки.
436 слов. ООС, все дела.

Ваши маленькие страхи. Такие смешные. Такие детские. Вы помните их?
Темнота. Шорохи. Скрипы. Чей-то взгляд, чье-то присутствие. Рядом.
Эти страхи. Они так реальны.

Тсуна знал о нем с детства. Знал, что оно живет в шкафу. Слышал тихое царапанье, начинавшееся с наступлением темноты. Знал, что если выключить свет, оно сможет выйти, открыть дверцу - со скрипом, или беззвучно - и выбраться из платяного шкафа, добраться до Тсуны.
Он никогда не выключал свет.

Вечер. Тсуна сидит за столом, готовясь к урокам, читает учебник медленно и лениво. Он никуда не торопится, погруженный в сонливость и уютную расслабленность. Свет настольной лампы отгораживает его от непогоды за окном, оберегает от ночных страхов и детских фантазий. Заставляет чувствовать себя в безопасности за надежными стенам, в тепле своей спальни.
Тсуна беззаботен. Он расслаблен, пульс спокоен, дыхание размеренно. Он - воплощение безмятежности.
А потом свет гаснет. Гроза, отключение электричества, так бывает.
Замерев, он прислушивается. Старается дышать тише, старается дышать медленнее. Ему нужно знать о каждом шорохе - он не хочет, но ему нужно.
И шорохи появляются.
Тихое, сперва неуверенное поскребывание в шкафу. Тсуна не слышал его со времен детства, он успел забыть, перестать в него верить - хоть и не оставил привычку оставлять свет на ночь.
Яркий дисплей телефона выхватывает из темноты отдельные предметы, ограничивая их, выявляя неизвестность вокруг них, делая только хуже.
Тихий скрип – он только кажется? Тсуна резко встает со стула, опираясь руками о стол, света от телефона не достаточно, но можно заметить, что дверца шкафа приоткрыта. Рядом с ней никого нет. Возможно, она не была закрыта и раньше. Возможно.
Тсуна вдыхает, набирает полные легкие воздуха, концентрируется и вспоминает, как это было раньше. Как он справлялся раньше.
В своих воспоминаниях он слышит голос матери. Она говорит:
- Это не страшно.
Она говорит:
- Его не существует.
Говорит:
- Все будет хорошо.
В своих воспоминаниях он чувствует, как ее ласковые руки ерошат его волосы, успокаивают, защищают.
Шорох. Ближе.
Это не страшно, повторяет Тсуна вслед за своей матерью, вслед за своими воспоминаниями.
Ему плохо, на мгновение ему кажется, что он задыхается - просто от волнения. Просто от того, что темнота, окружающая его, обнимающая его, облизывающая его - заползает в его тело через все поры, забивая нос и рот, впитываясь в кожу.
Его не существует, шепчет Тсуна уже вслух. И чувствует, чувствует плотность чужого тела, приближающегося к нему, наклоняющегося к нему, тянущегося к нему.
И, перед самым прикосновением, душащим, невозможным, необратимым - все будет хорошо.
Все будет хорошо, мама, - думает Тсуна, закрывая глаза. Он чувствует тепло чужих рук - или лап? - на своем горле. Чувствует нарастающую панику. Чувствует заканчивающийся воздух.
Все будет хорошо.

Ваши маленькие страхи. Такие смешные, такие детские.
Они так реальны.

[Гость]

Dt-09 Тсуна. Первое убийство. Бессонная ночь, вспоминать глаза маленькой девочки, которую застрелил, пытаться заглушить воспоминания алкоголем.

А она появилась вдруг из ниоткуда. Такая маленькая. Она кричала и звала на помощь. Звала охрану. Потому что папочку убили. И папочка лежит в луже крови. С простреленной головой.

Тсуна вот уже несколько часов сидел в каком-то дешёвом баре. Пьяный туман обволакивал всё заведение, шум, грубый смех мужчин, визги девушек лёгкого поведения, едкий запах дешёвых сигар, всё перед глазами плыло и кружилось, как в каком-то сумасшедшем танце. Тсуна подумал, что наверное тоже стоит взять какую-нибудь девочку да снять номер в ближайшей гостинице, но от подобных мыслей на душе стало ещё противнее.
Стоило только закрыть глаза, как перед ними вставал размытый образ маленькой девчушки. Две дрожащие косички, розовая рубашечка, обрамлённая рюшами и кружевом. И в руках большой плюшевый заяц. Девочка стояла сначала неподвижно и удивлённо смотрела то на Тсуну, то переводила взгляд своих больших карих глаз на мужчину, лежащего на полу.

- Папочка! - тихо, почти шёпотом произнесла девочка. - Папочка! - почти прокричала, она, кажется поняв, что произошло. Она рванула к папочке, шлёпая своими босыми ножками по холодному скользкому паркету.

Это было неожиданно. Слишком неожиданно для Тсуны. Он сам не понял как навёл на неё дуло пистолета. Руки дрожали.

- Стой!

Но девочка не слышала его. Там на полу лежал папочка. Весь в крови. Ему же нужно было помочь!

- Стой!

Девочка упала. Поскользнулась на багровой липкой луже, растёкшейся из папочкиной головы. Девочка замерла и уставилась на Тсуну. Такой страшный, в этом лунном свете. И шторы за спиной из-за открытого окна развеваются. Человек в чёрном костюме. На фоне белых штор. В их гостиной. У них дома! И папочка лежит на полу. И не шевелится.
Ножки девочки и подол её ночнушки испачкались в крови. Девочка сжала зайца, которого так и не выпустила из своих рук.

- Это ты сделал с папой?

- Тихо.

- Ты обидел папу?! - девочка заозиралась по сторонам. Никого рядом. И в доме полная тишина. Ночь. Все спали, а охрана наверное не слышала, как этот человек пробрался и обидел папочку.

- Не кричи, пожалуйста. - руки Тсуны дрожали так же как дрожал его голос.

- Охрана! Дядя Кверано! Помогите! Папе плохо! Кто-нибудь! Пожалуйста!

Она закричала так внезапно и так громко. Такая маленькая. Думала, что её папе просто плохо. Тсунино сердце начало отплясывать чечётку.

- Молчи! Пожалуйста, замолчи! - Савада обхватил пистолет двумя руками.

- Помогите! Папа! - девочка не унималась.

Глухой выстрел и девочка упала. Рядом с папочкой. Кровь тонкой струйкой потекла из пулевого отверстия в голове. Заяц выпал из маленьких ручек и его стеклянные глазки-пуговки стукнули соприкоснувшись с холодным полом. Девочка лежала на спине, раскрыв рот и раскинув руки в стороны. Кровь стекала по её белоснежному лбу и пачкала тёмные волосы. Стало совсем тихо.

Что произошло дальше, Тсуна не помнил, не помнил как выбрался из дома, как вёл машину, как зачем-то выбросил пистолет в какой-то пруд. Помнил только как хлестал виски, рюмку за рюмкой и как ему всю дорогу казалось, что девочка сидит на заднем сидении его автомобиля. А ещё пронзительное "папочка" так и звенело в ушах.

- Что такой красавец делает в таком тухлом заведении? - к Тсуне подсела непрошеная гостья. Молодая шлюшка, лет шестнадцати на вид, в ярко-алом платье и такой же ярко-алой помаде. Это единственное, что Тсуна видел из-за упавшей на лицо спутанной чёлки. Он почти лежал на столе, крутя в пальцах пустую рюмку.

- Уйди. - тихо ответил он.

- Нуууу! - надула губки девушка.

- Уйди.

Девушка почувствовала, как ей в рёбра ткнулось что-то холодное. Она опустила глаза и увидев дуло пистолета дёрнулась и зашептала. - Сеньор, пожалуйста, не надо...

Тсуна быстро убрал пистолет. - Уходи.

Девушка отпрыгнула от странного парня как от горячей сковороды и не оборачиваясь понеслась куда-то в толпу людей.

Пожалуйста! Не надо! Та маленькая девочка кричала так же. У неё были большие тёмные, как июльские вишни, глаза. И мягкий белый кролик, который испачкался в густой багряной крови. Тсуна вложил кролика девочке обратно в руки и закрыл ребёнку веки.

Савада стоял посреди тёмной комнаты, это был кабинет босса семьи Кверано. Тсуна, только что убил и самого Кверано и его семилетнюю дочь. Кажется её звали Мари. Занавески развевались на ветру. На тёмном небосклоне блестели звёзды и они видели как Тсуна убил сегодня двоих человек.

А потом Реборн скажет, что Тсуна поступил, как требовала того ситуация и, что в этом нет ничего страшного. Отругает Тсуну, потому что тому уже восемнадцать лет, а он вон рыдает, как красна девица, да ещё и напился. А это неподобающее поведение для босса мафиозной семьи.

- Ты убил наркобарона. Из-за него погибли сотни, тысячи людей. Ты поступил правильно.

А Тсуна знал, что неправильно, что это для них Дон Кверано влиятельный наркобарон, а для маленькой Мари он был просто папой.

- А та девочка... Ну что же, все совершают ошибки. - Реборн говорил так, словно Тсуна нечаянно раздавил таракана.

И от этого так мерзко становилось. Эту отвратительную ночь Тсуна долго будет помнить. Пока снова не убьёт и пока убийство не войдёт в привычку. Пока лица всех жертв не сольются воедино. До тех пор Тсуна будет каждую ночь перед сном видеть ту маленькую Мари, её пушистого зайца и лужи крови, отражающиеся в глазах мёртвой девочки.

[Гость]

простите, что не указал. 837 слов.

[Гость]

Dt-56 TYL!Хибари. Приходить одному в большую пустую квартиру. Одиночество. Постепенно замыкаться, начать разговаривать с самим собой, видеть несуществуюих людей, сходить с ума.
Вышло не то, чего хотелось и изначально задумывалось. Название и общее настроение: Roger Waters - It's a Miracle.
ОМП, ОЖП, ООС, одни глюки, куча джена.
2006.

часть 1

"It's a Miracle"
Сентябрь подходил к концу. В это время Хибари Кёя оставляет свой мотоцикл в гараже дома и ездит на общественном транспорте. В это время, когда уже начался наплыв студентов, когда каждый день множеству людям на работу, туда или обратно, когда пробок стало в разы больше, а Солнце можно увидеть все реже и реже. От его конечной остановки нужно долго идти. Через большой парк, сквозь клумбы и увядающею зелень. На мотоцикле здесь не покатаешься.
Домой он обычно возвращается после семи, когда его «официальный рабочий день» подходит к концу. В середине осени вечером не столь яркое Солнце. Его уже почти нет, а начиная с центра, загороженного высотками от которых кружится голова, наползает темнота и прохладная тень после дневного жара. Приходиться снимать солнцезащитные очки и нести их в руках, потому что положить не куда, а на голове носить их Хибари не любит. Дневной свет стало трудно переносить из-за приобретенного спазма в глазах. Работа за компьютером и вечера за ним же преподнесли ему радостный подарок.
Хибари живет на окраине Токио, в небольшом доме в двадцать пять этажей, на последнем. Их лифт – одно удовольствие. Стальной, всегда чистый и ухоженный. Лестница тоже чистая и всегда ухоженная, потолок побеленный, но там не комфортно. Наверное, из-за побеленного потолка. Да и подниматься долго. После одиннадцати часов работы - долго.
Квартира у него состоит из двух: его и соседовой. Так как дом был совсем новым, и претендентов на квартиры оказалось не слишком много, то Хибари выкупил обе и снес стену между ними. Теперь у него был просторный коридор, заставленный цветами в горшках с окном-панорамой на Токио. Такое же окно у него было и гостиной, где он и ел, и спал, и работал. Жил. Небольшая, в сравнении с остальными комнатами, гостиная, с нежно-желтым паркетом, белесыми стенами, украшенными бамбуковыми вставками, и черная мебель. Раскладной диван, маленький столик и шкаф. Телевизора у Хибари не было. Был, но теперь он стоял в спальной комнате, которая выполняла у него роль кладовки. Телевизор ночью стал слишком напрягающей деталью, а черный экран, не обещающий ничего хорошего, только раздражал и где-то на задворках сознания пугал.
Сегодня Хибари вернулся в двадцать минут восьмого, и это было поздно. Собственную не пунктуальность, как и чужую, он ненавидел, потому что либо он сам, либо кто-то, разрушит все его планы одним неверным действием.
Он повесил ключи на гвоздик у зеркала, предосмотрительно вбитый в красивые итальянские обои в зеленую полоску. Чтобы не потерялись. Они могли бы упасть или смахнуться с полки в обувь, стоящую под ней, и просто затеряться в уголке, а на гвоздике все на виду. Гвоздик был темно-серого цвета и холодный на ощупь.
Первое, что делает Хибари – заходит в гостиную, где он раздевается и складывает одежду на простой деревянный стул. Завтра снова на работу, поэтому он не убирает одежду в шкаф, а на тремпель вешает только рубашку, чтобы не мялась. Рубашка совсем новая и от ее у него чешется левый локоть.
Закатное Солнце в его квартире видно всегда. Окна-панорамы выходят прямо на него, и комнаты залиты оранжевым светом. Солнце еще теплое и Хибари позволяет себе замереть на несколько секунд, прикрывая глаза, чтобы насладиться им. Если сильно-сильно зажмурится, а потом расслабится, то кажется, что он снова на крыше школы Намимори. Только затишье, что нет никакого дуновения воздуха. А Солнце палит, притягивается к черное одежде и коленки словно горят. Горячо.
Небо розово-персиковое, с длинной оранжевой полосой. Небо такое, что в нем хочется раствориться, затеряться там, меж оборванных кусочков облаков. Он смотрит на Солнце и оно жжет его глаза. Как жаль, как жаль, что Хибари не птица. Он бы с удовольствием спалил крылья о его лучи, но хоть раз коснулся бы этого огня. Затерялся бы там.
А Хиберд умер еще три года назад.
Хибари снимает штаны и вешает их на спинку стула. Встряхивает головой, как мокрая собака, и идет в душ, после которого на кухню. Ужин у него бывает разным. И сытно-вкусным, и тем, что просто есть в холодильнике, или же просто ничем. Сегодня не повезло. Только вчерашние рисовые шарики с мясом и оставшиеся кусочки ржаного хлеба. Хибари готовил себе постоянно, потому что покупная еда ему не нравилась, да и тратить деньги на полуфабрикаты, когда самому можно что-то приготовить, ему не хотелось. Он идет со своей едой в гостиную, где включает ноутбук с подготовленными для вечера журналами о политике и общественной жизни. Потом он даже позволит себе зайти на youtube и посмотреть во сколько раз еще опустилось человечество. Тихий, ничем непримечательный для него вечер, сопровожденный запахом томатного соуса и шариками, застревающими между зубами крупинками риса.
Солнце постепенно пропадает за домами, забирая свой свет и тепло. И становится прохладно. Комната в последних тусклых оттенках. Прощается.
Хибари складывает грязную тарелку на пол у дивана. Вставать сейчас совсем не хочется, и раскачивает экран ноутбука пальцами левой ноги. Правая болит от новых туфлей, а кость большого пальца щемит. Нужно намазать чем-нибудь разогревающим и противовоспалительным. Уже неделю как нужно.
Он смотрит на открытую статью о пожаре в российском ночном клубе и грустит, что не стал писать сам. Что однажды просто взял и не сделал. Думает о ненаписанном и уже невозможном. Закрывает глаза и снова представляет крышу Намимори, на которой было так удобно думать обо всем. О людях и о мироздании, представлять те или иные ситуации и думать о собственной жизни. Может, и собственном предназначении. А ответов так и не было. Все еще не было. Света от Солнца больше не осталось.
Хибари ежится, подбирает тарелку и относит ее на кухню. Нужно еще зайти в спальню и взять плед. Слишком холодно сегодня, что даже не привычно.
Когда он возвращается с пледом, то слышит тихое пение. Так пел Хиберд, только этот голос чуть ниже. Телефон в доме он не включает никогда.
Он снова пришел к нему и снова сидит на подлокотнике, который уже шатается. Мужчина, чем-то смахивающий на Реборна. В черной шляпе и костюме в полоску. Он высокий, выше самого Хибари. У него впалые щеки и широкие скулы, чуть прищуренные глаза и высокий лоб, а губы бледные и тонкие, снова чуть потресканные. Он никогда не говорил своего имени, а называть его как-то Хибари не хотелось. Поэтому в мыслях он так и оставался: мужчина. А на словах не мелькало.
Хибари Кёя кутается плотнее в белый плед и усаживается на другой край дивана. Ноутбук потух, входя в режим ожидания.
- Ты пришел сегодня позже, Хибари.
У него низкий звенящий голос, от которого почти сразу начинает болеть голова. Мужчина садится рядом с Хибари, подтягивая брюки до колен и кладет ноги на стол. Ноги у него длинные, белокожие, покрытые русыми волосками, которые, как помнит Хибари, отливают золотым в любом свете.
- И темно у тебя. Никогда свет не включишь вовремя.
Но мужчина слишком ленив, чтобы дотянуться до торшера. Хибари неуютно и ему хочется спать. Статьи он все равно сегодня так и не дочитает.
- Я тебе диски принес, - говорит мужчина, снимая шляпу и теребя ее в руках.
- Снова с английской псевдо-философией? – подает голос Хибари, подбивая плед под горло.
Мужчина смеется.
- Снова.
На подоконнике лежит стопка с дисками Роджера Уотерса. Хибари купил их вчера.

[Гость]

часть 2

На следующий вечер его ждет Рен. Она сама так представилась, когда Хибари читал вслух газету. Сидела на полу, положив голову на подлокотник, и смотрела на него снизу-вверх. И просила почитать еще. Он часто ей читал, а ей это нравилось. Сдружились.
Рен низкая и очень худая. Ее живот уродливо впавший, каждую кость можно запросто увидеть, а грудь маленькая и неприметная. Рен редко тоскует и часто улыбается. У нее мелированные черные волосы и драные кеды.
Окна-панорамы не открываются, и это раздражает ее. Она щлепает ладошкой по стеклу, недовольно оборачиваясь к Хибари.
- У тебя совершенно нечем дышать из-за них.
Хибари не поворачивается к ней, может, даже и не слышит. Он читает вчерашний журнал вслух – тихо, что слышит только он сам. Язык заплетается, а воздух вдыхается слишком громко.
- Ты сам себя загоняешь в безысходное положение, - говорит Рен и садится рядом с ней. Диван не скрипит и не прогибается.
Она гладит его по голове, перебирает волосы, и Хибари закрывает глаза, расслабляясь. Как давно его так не гладили. У нее тонкие пальцы с недлинными отрощенными ногтями. Рен чуть царапает ими ему кожу головы и расчесывает ими ему волосы.
Хибари тяжело вздыхает.
- Давай перенесем сюда телевизор? – тихо спрашивает Рен.
- Зачем?
- Чтобы тебе было веселее. Иначе ты скоро порастешь мхом. А там и музыка, и, может быть, что-то интересное. Завтра, ладно? И проветрим. Остальные-то окна у тебя открываются.
Хибари знает, что Рен известно о его страхе. Но принесет этот телевизор. Какая уже разница. Только не проветривать квартиру. Проветривать ее он не позволит.
- Ну грейся, грейся в своей теплице, - шепчет она, скорее себе, нежели Хибари.
У Хибари урчит в животе. Сегодня он не готовил ничего.

Ночью он спит беспокойно. Диван оказывается слишком узким и неудобным, а под пуховым одеялом жарко – без него неудобно.
Спать получается только урывками. Хибари засыпает и просыпается, по ощущениям, почти сразу. Это раздражает до нервного зуда. В ногах он чувствует потустороннее шуршание, и глубже зарывается лицом в подушку. Где-то на подсознании ему страшно. Где-то о чем и не стоит думать.
- Ты такой дурак, Хибари, - смеется, - Ты сам во всем виноват. Ты сам не смог выдержать до конца. Не смог, не смог, не смог, - смеется.
Еще один раздражающий. Третий. Хибари дергает ногой, пытаясь согнать незваного гостя, но попадает только в пустоту.
- Уходи, я хочу спать, - шипит Хибари сорванным ото сна и болящего горла голосом. У него не хватает сил раскрыть глаза, но ему, кажется, что он видит чертову улыбку Рея. От уха до уха.
Хибари засыпает почти сразу, когда шум и шорохи прекращаются. Ему снится, снова, крыша школы. Он лежит на разогретом Солнце бетоне, который, кажется, всегда чистый. Бетон без пыли.
Рядом с ним лежит белокурый мальчишка. Куда младше его. С розовыми припухлыми щеками.Мальчик жмурится от яркого света, который попадает ему прямо в глаза, и довольно улыбается, повернув голову к Хибари.
- Обещай, что полетаешь вместо меня, Кёя, хорошо?
Хибари отворачивается от него, вставая, и закрывает глаза. Над левым ухом голова болит так, словно в нее вогнали гвоздь.
Он просыпается ближе к обеду. На улице играет в чьей-то машине абсолютно отвратная музыка, а голова все не перестает болеть.
К вечеру Хибари все же переносит телевизор в гостиную, сразу же включая его. Совсем не хочется его оставлять с черным экраном, хотя и включенный он не перестает настораживать его. Хибари дергается несколько раз, отходя от черного ящика.
Плохой, определенно плохой день. В холодильнике оказывается яблоко и этого достаточно.
Хибари думает, что ему стоит расслабиться.
Каждая мастурбация у него как целый акт. Помыться, прибрать постельное белье, устроится поудобнее и желательно под одеяло, потому что там теплее. Иногда он брал с собой хентайную мангу, иногда включал какое-нибудь порно, иногда, как сейчас, не брал ничего и просто наслаждался собой.
Хибари любил свое тело. Казалось, оно единственное было искренно с ним. Ладони оказались приятно-чувствительными, от легких поглаживаний пальцами под кожей начинает приятно щекотать. Можно прочувствовать каждый изгиб вен и косточек. Они все одинаково его, он их всех одинаково любит.
Он не любит девушек. Не любит, когда кто-то прикасается к его члену. Двух раз хватило, чтобы возненавидеть секс с партнером раз и навсегда. Слишком много нужно объяснять и показывать. А еще девушки неприятно вскрикивали и внутри них мерзко хлюпало. На мужчин Хибари даже не смотрел. Еще больше объяснять и расставлять по местам. Объяснять очевидное он ненавидел. Ненавидел шум, который создают все эти чужие случайные люди. В животе снова урчало.
Член у Хибари небольшой. Не очень длинный и не очень тонкий. Бледный разве что, но это выглядело плюсом. У Хибари пропадало все возбуждение от вида красной кожи в паху.
Он обхватывает член ладонью и нетвердо гладит пальцами основание. Кожа тонкая и чуть сморщенная. Под ней плотное мясо, которое разбухает от прилива крови.
Хибари тяжело вздыхает, разводя под одеялом колени, гладя второй рукой тазовые кости.
- Кёя.
Он резко вздрагивает от звука треснувшего, а после разбившегося стекла. Руки натягивают на бедра штаны, а сам Хибари оборачивается к окну-панораме.
Окно разбито, и прохладный воздух сразу же проникает в комнату с улицы. Остатки стекла уродливо торчат, некоторые висят, цепляясь за оконную пленку, а паркет весь увенчан переливающимися осколками. У разбитого окна стоит его мужчина с окровавленными руками, которые он прикрывает шляпой. В комнату светит очередное закатное Солнце. Прямо на мужчину. Прямыми лучами. Он щурится и протягивает руку Хибари.
- Пойдем, Кёя. Полетаем.

[Гость]

Dt-02 Гокудера/Тсуна. Гокудера - оборотень, однажды в полнолуние он превращается, не контролируя и не помня себя, нападает на Тсуну. Загрызть босса, проснуться в крови в лесу утром возле его трупа. A+/
Заказчик, не беснуйте, но путного ничего не вышло. -О-

1 383 слова

часть 1

Всё началось с того, что Гокудера одной ночью, взяв с собой нож, соль, какую-то странную бандурину и книгу приворотов, отправился к храму Намимори. Светила полная луна и его друзья решили, что подрывник просто решил поискать на небе нечто, подобное летающим тарелкам, и та странная штуковина – телескоп. Ой, как ошиблись…

Когда на следующий день Гокудера не пришел в школу, забили тревогу. Сначала выбили дверь в квартиру Хаято. Подрывника там не оказалось. Следом, прочесали лес. Ничего, кроме странно торчащего остриём вверх ножа, не было обнаружено. Хотя, нет. Недалеко находился разломанный пополам мобильный телефон Гокудеры, в стороне аккуратно лежала одежда. Крови обнаружено не было, но, возможно, именно это и взволновало юного Вонгола Дечимо больше всего. Все последующие дни Тсуна не находил себе места, прочесывая город поочередно то с Ямамото, то с Рёохеем, то даже с Хибари… Ничего, будто взрыватель исчез с лица земли.

Где-то через пару недель пепельноволосое чудо вернулся в родные края. Выглядел он странно – оброс, весь в тонких царапинах, серо-зеленые глаза приобрели некий желтоватый оттенок… На все вопросы по поводу того, где он был, отвечал чуть ли не загадками, большинство людей по попросту игнорировал. Не изменилось лишь его отношение к Тсуне. Как обычно, при виде своего драгоценного босса у него чуть ли не вырастал хвост и уши, как у щенка. Но даже на вопросы Савады он отвечать не собирался.

Так прошел месяц с его исчезновения и две недели с возвращения. По округе стали пропадать люди, но Дечимо попросил никого не ввязываться в это дело, ибо у него было слишком плохое предчувствие…

[Гость]

часть 2

В ту ночь светила полная луна. Было облачно, не сказать, что прохладно, терпимо. Тсуне всё же удалось затащить сопротивляющегося Гокудеру к себе домой, и теперь притихший подрывник сидел чуть ли не за диваном, стеклянными глазами наблюдая за действиями в телевизоре. Тсуна улыбался уголками глаз, сидя на подоконнике, завернувшись в тонкое одеяло, и наблюдая за действиями своего Хранителя. В доме было тихо, тишину нарушала только музыка из какого-то шоу, идущего по телевизору. Савада поправил одеяло и прикрыл глаза, погружаясь в сон. В полудреме он услышал тихий шорох и неспешные косолапые шаги. Приоткрыв глаза, застыл в ужасе. Перед ним, освещенный светом вышедшей из-за облаков луны, стоял Гокудера. Глаза парня горели странным светом, из-под густой копны волос торчали два волчьих уха. Подрывник ненормально для человека скалился, обнажая длинные верхние клыки, впивавшиеся в нижнюю губу.

- Джудайме… Джудайме такой милый… Джудайме… - шептал взрыватель, прохаживаясь длинными ногтями по правой щеке Савады, царапая её. Тсуна чувствовал, как по коже рвано стекала густая теплая жидкость с железным запахом. Это пугало.

- Гокудера-кун… Что ты делаешь? – прошептал Тсуна, отстраняясь от руки друга. Гокудера плотоядно облизнулся, - Г-Гокудера-кун?..

[Гость]

часть 3

Подрывник будто не слышал его, впиваясь когтями все глубже в нежную кожу Савады. Тсуна медленно приходил в себя от шока и уже кричал от резко свалившейся на него боли. На мгновение Гокудера прекратил свои действия, но интуиция Дечимо говорила, что это лишь начало, и она, как всегда, была права. Первый удар пришелся по плечу Тсуны, последующий угодил в голову, рука Хаято прижала голову босса к стеклу, будто собираясь выдавить его. Савада сдавленно закричал, пытаясь освободиться из цепкой хватки, но не получилось, ибо подрывник физически был сильнее него. Рука ненадолго оттянула голову назад, потом вновь сильно ударила об стекло. Перед глазами Тсуны всё плыло, он не осознавал, что он это делает. Неожиданно Дечимо почувствовал, что его кто-то поднял над землёй и тащит, еще и вверх ногами. Не совсем приятно, да и после пары «поцелуев» с окном тошнило. Они шли так долго, Тсуна даже подумал, что Хаято решил, как в той песне, «увезти к седым снегам». Зря надеялся. Его сильно приложили об землю. Через какое-то время, поборов страх, Тсуна приподнялся на локтях, попытался сфокусировать зрение и понять, где же он. Этим местом оказался тот самый закуток в лесу, где месяц назад они и нашли одежду подрывника с ножом, вбитым в землю. Гокудера, пошатываясь, отошёл к утесу и как настоящий волк, завыл на луну. Помимо ушек, у Гокудеры торчал хвост. Странные мысли посетили Джудайме, заставив его замереть, обескровленные от страха губы тихо прошептали:

- Гокудера… кун…

Парень обернулся и по-звериному жестоко уставился на Тсуну. Пара шагов – взрыватель оказался рядом с Дечимо, оценивающе оглядел его, царапая, скорее всего не специально, щеки, руки, разорвал рубашку. Савада оцепенел от шока. Он не понимал, что сотворилось с его другом, почему он ведет себя так, и что это за странный костюм. Хаято издал рык, чем-то отдалённо напоминающий его прежнее «Джудайме» и припал устами к губам босса, кусая их до крови, пальцы взрывателя впились в волосы Дечимо, когти царапали нежную и чувствительную кожу головы.

[Гость]

часть 4

Тсуна сдавленно застонал, пытаясь вырваться, но это ему не удалось – Гокудера вжал его еще сильнее в землю свободной рукой. Оторвавшись от истекающих кровью губ, взрыватель провёл языком по царапинам на правой щеке Савады, его губы дотронулись до шеи босса, мягко целуя, однако вскоре в шею Дечимо впились сильные клыки. Савада закричал от боли.

- Не надо, Гокудера-кун! – попытался воззвать к подрывнику Тсуна, хватая парня за острые плечи. Гокудера отстранился от шеи босса и дикими глазами посмотрел в глаза босса. Лицо прорезал оскал, обнажая окровавленные зубы, Хаято сощурился и уже до конца разорвал рубашку Савады, проводя когтями по оголенной груди Десятого Вонголы. Облизнувшись, он стал слизывать кровь из только что образовавшихся царапин, где-то разрывая еще глубже своими клыками. Тсуна брыкался из последних сил, пытался кричать, из его глаз лились слёзы, слёзы бессилия и боли. Он не понимал, почему. Подсознание то и дело выбрасывало риторические вопросы, которые Тсуна шептал взрывателю, не ожидая ответа. Боль… она не парализовала нервные окончания, наоборот, будто зарядила их, и теперь Савада ощущал всё с удвоенной силой, начиная с боли от новых царапин, завершая чувством того, как кровь бурными и горячими потоками вырывалась из них, окропляя холодную землю. Гокудера склонился над его лицо, хищно скалясь, проводил окровавленными пальцами по щекам постоянно терявшего сознания Савады, проникал этими пальцами в рот, царапая язык, глотку, нёбо, дёсны, щеки изнутри. Тсуна пытался укусить подрывника за пальцы, дабы всё это завершилось, но не выходило – Хаято расцарапывал его еще сильнее. Когда взрыватель всё же вынул руки изо рта босса, то Савада понял, что просто задыхается, ему был неприятен вкус железа.

[Гость]

часть 5

Гокудера приподнял левую руку босса, прошелся по еле заметной вене кончиком языка, после чего впился клыками в неё, прокусывая руку насквозь. Тсуна закричал и стал дергаться еще сильнее. Хаято лишь немного отстранился, проникая в получившуюся рану когтями, разрывая мышцы изнутри, добираясь до кости, разбрызгивая кровь по округе. Тсуна еще раз закричал, сорвав свои связки, и потерял сознание. Обезумевший Ураган не обратил на это должного внимания, отрывая каждый палец по очередности всё на той же руке, затем перешёл на правую конечность, взялся за кисть и потянул её к тыльной стороне руки. Связки неприятно хрустнули, прорвав кожу, оголилась кость. После этого взрыватель ногтями прошелся по животу босса, в некоторых местах надавливая, тем самым, распарывая его. Когда весь живот пересекла тонкая алая полоска, взрыватель прошелся через неё ещё раз, схватился за торчащий кусочек кожи и стал проникать внутрь, в тело босса. Эхом над лесом раздавался неприятный чавкающий звук. Руки Хаято проникали всё глубже, когти царапали внутренние органы Тсуны. Вскоре подрывнику это надоело и, склонившись над уже остывающим трупом, взрыватель взялся зубами за предыдущий укус на шее босса и, сомкнув сильнее зубы, разодрал остатки кожи на шее Тсуны, оголяя мышцы и кости. Еще раз прикоснувшись губами к губам Дечимо, парень на четвереньках отполз к ближайшему дереву и, сжавшись в комочек, уснул там, прижимая к себе остатки от рубашки босса…

[Гость]

часть 6

Утро встретило Гокудеру небольшой головной болью и тошнотой. Взрыватель, потирая спину, что болела от неправильного положения во время сна, приподнялся и осмотрелся. Посредине полянки лежал вниз лицом юноша с топорщившимися каштановыми волосами. Хаято неспешно подошел к нему и, не чувствуя отвращения, перевернул лицом к себе. Увиденное повергло в шок – перед ним, мёртвый, изуродованный и наполовину раздетый, лежал его драгоценный босс. В висках что-то стукнуло, взрыватель упал на колени. Из его глаз потекли слёзы, сам он ненормально захихикал.

- Еще один… Еще один… Почему именно Джудайме?! Почему?!

Мир для него остановился. Любовно прижав к себе окоченелый труп, Гокудера встал на две ноги и нетвёрдым шагом направился к обрыву, куда сбросил тело своего босса. Смысла жить, конечно же, больше не было. «Я главный подозреваемый… Нет, я не должен умирать! Я не умру! Нет! Я не умру, во имя Джудайме!»

Ненормально хихикая, взрыватель удалился с полянки.

[Гость]

Dt-52 Хром. Потерять второй глаз. Полная слепота. "Теперь всё время ночь" Страстное желание и дальше быть полезной и помогать Мукуро. Невозможность его осуществления. Мукуро находит нового медиума. Страдание Хром, отправленной в клинику и никому не нужной. Без пейрингов. А+

Спасибо прекрасным Anathema, которые продолжают радовать меня неумирающим духом Pink Floyd и отголосками A Saurceful of Secrets в их песнях.
Фик без начала и конца.
1608

“Life is eternal...”

Просто в один момент стало темно и сильно заболели глаза. Они ныли, а веки словно прилипли к глазницам. Глазницы… казалось, они стали чувствительными, с нервными окончаниями. Края глазниц болели. Болело все тело Хром. И как-то хотелось заплакать, но слезы не лились. И это душило ее.
Просто в один момент ее увезли из Кокуе в городскую больницу. Вот так просто. За один раз. Взяли и сделали. Невинная простота. Повязки на ней не было уже несколько дней. М.М. все говорила, что глаза у Хром ввалившиеся и на это мерзко смотреть.
Ну, наверное же ввалившиеся. Она трогала веки пальцами в последнюю ночь в Кокуе-ленд. Веки были мягкими, но слепленными, сжатыми настолько плотно, что открыть глаза не получалось никак. Хотя, может и получалось, но этого Хром не чувствовала. Внутри, где-то прямо в ее черепе, тянуло. Натянуто, как сыр-ниточка, и не давало ей спать. Мукуро приходил к ней один раз. Говорил, что теперь у его девочки будет счастливая жизнь без него. Почему-то Хром казалось, что он ни разу не посмотрел на ее лицо. Наверное, ввалившиеся веки – это действительно ужасно.
Везли ее вечером на такси и Хром еще жалась в сидение, пытаясь прижаться к Мукуро, но отчего-то не получалось. Казалось, что таксист смотрел на нее всю дорогу, а она не знала куда деть голову. Как ее опустить, чтобы… Не получалось, никак не получалось. Уродливые ввалившиеся глазницы.
Ей все еще казалось, что везут ее ненадолго. Поставят ей протезы, еще что-нибудь, рубиновый глаз как у Одина, но везут ненадолго. И заберут, обязательно заберут обратно в Вонголу, обратно в Кокуе, и она будет лучшим напарником для Мукуро. И снова будет видеть закаты в Кокуе-ленд, на самой крыше, и каждое дерево будет словно воплощенной иллюзией.
В больнице пахнет пациентами, болезнями и хлором. Запахи воспринимались ею резче, и хлорка разъедала носоглотку сухой болью. Ее вели под руку. До самых дверей, до регистратуры. Оказывается, их ждали. У доктора мягкий грудной голос. Наверное, он полный и не очень высокий, с пшеничными волосами. Ах, наверное, наверное, наверное…
У Хром снова закололо под веками и она положила голову на плече поддерживающего ее Мукуро. Голос Рокудо лился медом, нежнейшим, засахаривающимся медом. Что может быть противнее. А Савада-доно наверняка бы извинялся за себя и весь мир, но не взял бы ее обратно. Ни с протезом, ни с рубиновым глазом Одина.
Рука врача была большой и сухой. Маленькая ладошка Хром тонула в его. Руки доктора горячие, а у Мукуро они холодные. И куда более приятные, куда…
Она не хотела отпускать его, не разжимала пальцы, крепко держащие его худые. Худые и длинные ее Мукуро. Он сам аккуратно их разжал, сжал в кулачок и сказал, что ну вот и все. Вот и все… Врач медленно потянул ее за собой.
Хром оборачивалась. Кажется, даже кричала. В глазах все кололо и плакать не получалось никак.
Ее палата, слава святым, не была оббита чем-то мягким. Она не знала, как называется то, чем оббивают палаты в психических лечебницах. Врач сказал, что ее палата очень уютная и ее подготовили специально для Хром, а скоро придет медсестра и поможет ей обустроиться. Медсестра пришла почти сразу и сказала, что ее зовут Катарин. Хром совершенно не понравилось это имя. Не вызывало у нее оно прилива тепла и доверия. Но Катарин значит Катарин. Она обещала принести Хром магнитофон и плед, и сказала, что та может всегда ее вызвать, если нажмет кнопку над кроватью. И ушла, перед этим помогая ей переодеться в домашнее фиолетовое платье.
В палате было прохладно.
Хром смогла найти окно, ощупывая пальцами стены. Окно, как казалось, было очень большим. Ей все сейчас казалось слишком большим и несоразмерным с ней самой. Стена рядом с ним была в побелке и на пальцах девушки остался ее запах. В чем-то приятный, и в чем-то раздражающий. Запах был тонкий и едва ощутимый.
Бывший до этого шум в коридоре затих. Интересно, ночь ли уже?
Хром поежилась и положила руки на подоконник. Слишком холодный и слишком ровный. Ноги затекли стоять. Значит, стояла она уже долго. Долго, долго, долго. Время потеряло свой смысл.
Трогала пальцем стекло и собственные ввалившиеся глазницы – почему-то она не чувствовала от Катарин того, что чувствовала от таксиста и Мукуро – и стекло было холодным, запотевшим, а ее веки теплыми и напряженными.
Потом ноги онемели и ей ничего не оставалось, как сесть прямо на пол, прислоняя голову к побеленной стене. Снизу дуло по ее голым ногам, а на стопах одни больничные тапочки. Пушистые и наверное белые. Хотя в последнее время их часто делали голубыми или желтыми. Хром было интересно, но спрашивать – завтра, сегодня? – у Катарин совершенно не хотелось.
Кажется, она засыпала и не раз, и побеленная стена давила ей в затылок, а потом в щеку, и мазала побелкой по ней, и лезла в рот. Снились ей залитые кровью собственные глаза. Пустые, черные, обволоченные клейкой вязкой подсыхающей кровью и сукровицей. Уродливые, уродливые пустые глазницы. Как взгляд в вечность. В космос, которого она боялась до дрожи. Космос в ней самой.
Катарин действительно пришла потом к ней.Она сначала постучалась, и Хром убедилась в том, что не спала. Побелка снова мазнула по щеке, и медсестра зашла в палату, шурша халатом, когда Хром едва-едва смогла сказать, чтобы она зашла. Даже голос стал ее покидать.
«Что же вы на полу!» - спохватилась Катарин, подхватывая Хром, у которой все так же ныли отекшие ноги. Докуро лишь слабо улыбнулась ей, думая, улыбается ли она сейчас лицу или стене, и попыталась опереться на плече медсестры. «Нельзя же так, вы простудитесь!» - причитала Катарин, укладывая Хром на кровать, кутая в одеяло и накрывая сверху пледом. Плед был колючий, но теплый-теплый. Хром спрятала в нем нос и попыталась зажмурится.
Внутри тянуло.

[Гость]

«Я вам магнитофон принесла», - сказала Катарин, - «Он больше радио ловит, чем кассеты играет, но мне кажется, что и радио будет вам интересно. Если надоест – вы скажите, я выключу»
Она включила его тихо на какой-то иностранной болтливой волне.
Хром расслабила глаза, и сильнее натянула на лицо плед. Спина болела после ее сидения на полу, а лицо хотелось оттереть от штукатурки. Хотя зачем, зачем.
Кормила ее Катарин. Прямо с ложечки. Ароматным гречневым супом. Хром он очень понравился и она попросила еще. Катарин не могла нарадоваться и все говорила, что Хром большая молодец, если будет кушать, что все наладится и ее здоровье тоже. А еще сегодня был очень вкусный хлеб, наверняка с нежно-оранжевой корочкой, и грех, просто грех, не позволить себе им насладиться.
Радио Хром так и не попросила выключить. Оно просто было очень-очень тихим и совершенно не мешало ей, наоборот, раскрашивало и без того никакой досуг. Радио успокаивало ее. Убаюкивало. И на этот раз глазницы больше не снились. Не снилось ничего.
Радио K.A.O.S* проигрывало между передачами с ведущими, которые неразборчиво тараторили, приятные старые песни. Наверное, английский рок или что-то американское. Оно было приятным и вселяло в ее сердце покой. Какой-никакой, но пусть будет. Чтобы не ныло, как глаза.
А потом пришел Мукуро. Он сказал, что по ней скучают. И что в Кокуе без нее как-то тоскливо. И слишком много запинался. И голос его был как уже засахаренный мед с кусками чистого сахара по краям банки. Он принес с собой Фукуруо и сказал, что зайдет к ней еще раз обязательно. И принесет фруктов. И девочкам из Вонголы тоже хочется к ней придти. И они обязательно придут к ней, конечно же, и принесут свежих о-нигири.
Фукуруо пришлось выпустить на волю, принимать обратно его никто не хотел, а в больнице некому ухаживать. Да и не хотелось Хром нагружать Катарин птицей. Мало ей Хром будто.
Радио K.A.O.S не замолкало и Хром начинало казаться, что она что-то понимает из бесконечных перепалок р-джеев.
К ней так никто и не проходил.
По вечерам – а это были вечера, она почему-то была уверена в этом – у нее урчало в животе и постоянно хотелось есть. А потом день и снова гречневый суп со свежим хлебом – иногда непрожаренным, но всегда самым вкусным.
Один раз Катарин не пришла к ней. Суп привезли на каталке из столовой, и когда Хром спросила, где же Катарин, которая всегда приносила все на подносе или вообще просто в руках, то ответили, что ее с мужем сбила машина. Говорят, что «блатная» - черная, огромная и дорогая.
Вонгола ждала ее. Правда ведь?
В тот день была гроза и на радио помехи. Суп почему-то ни в какую не хотел лезть в сжатое горло, которое сотрясали спазмы. Глаза болели, но вытекать оттуда уже было нечему. Может, в конце концов веки Хром сростутся, и ее глаза станут самыми уродливыми, что даже врачу станет противно на нее смотреть.
Потом радио заработало и явно уже была глубокая ночь, потому что по ночам никогда не было перепалок и рекламы. Была только музыка, под которую Хром приоткрывала рот и пела. Чуть склоняла голову и пыталась открыть глаза. Она улыбалась и теребила тонкими пальчиками плед. Наверное, она выглядит ужасно.
Only you can hear your life
Only you can heal inside
Она тянула это «ю» сколько могла, с едва слышимым придыханием, с хрипами из самой горловины. «You», «you», «you»…
- You…
И замолчала.
Глаза больше не кололо, а под одеялом замерзли ноги. От этого осознания, кажется, замерзла вся она. Хром задрожала, натягивая одеяло, и подбивая плед к голове, укрывая им ее.
Глотку снова давили спазмы.
Из колонок магнитофона давило космосом. Космос в ее глазницах. И от этого Хром было слишком страшно. И не расплакаться, и не закричать, и не тонкой руки Мукуро-самы рядом.
И слишком холодно. В Кокуе не так. Кокуе…
А было ли оно как и сегодняшний день?
Она не знала как называть то, что сдавливало ей грудь и горло. Наверное, это была безысходность. Наверное, это была боль.
И тогда Хром показалось, что она действительно смогла открыть глаза. По крайней мере, холод обдавший ее глазницы говорил именно об этом.
Несуществующий ветер самого космоса. И если бы не чертова музыка, если бы не…
Life is not the opposite of death. Death is the opposite of birth. Life is eternal.

end.

*отсылка к альбому Рождера Уотерса «K.A.O.S.»

[Гость]

Dt-03 Ламбо. Детские страхи. Бояться капающей воды из под крана, монстров из шкафа, шорохов, шагов за дверью. Приветсвуется красочное описание ужаса, который испытывает маленький Ламбо посреди ночи один в комнате.
Отсутствуют шаги за дверью и капающая вода, зато есть много монстра и повествование от второго лица в первой части.

738 слов

Ночью в комнате тихо. Тихо и душно, но окно открыть страшно. Потому что они придут за тобой через открытое окно.
Луна едва видна из-за облаков, она кидает неясные полоски света, выхватывающие из сумрака твой платяной шкаф и кусок письменного стола. На столе, ты помнишь, стоит размашистая роза в небольшом горшке, но сейчас её аккуратные листы с зазубринами кажутся тебе челюстями какого-то ночного чудовища. Ты жмёшься к стене, натягивая одеяло до самого носа, и не можешь закрыть глаза. Тебе жарко и душно, но страх не позволяет сбросить одеяло и метнуться ближе к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
Ты слышишь скрип и шорох и тут же переключаешь внимание на шкаф. Это дверь скрипнула, и сейчас на мягкий ковёр комнаты выберется страшный монстр с клешнями вместо рук и огромными клыками? Он растерзает тебя, насытится твоим телом и утолит жажду твоей кровью, а потом снова вернётся в свой шкаф, чтобы потом так же убить остальных. Ты хрипло и тяжело дышишь, как завороженный, глядишь на медленно открывающуюся дверь и боишься, боишься, боишься…
На стене рядом со шкафом пробегает тень, и словно две красные точки подмигивают тебе из полумрака. Ужас сковывает горло и не даёт кричать, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Тень шевелится, бегает по комнате, тихо, почти неслышно чем-то шурша. Скрипят половицы, словно невесомые босые ноги едва-едва ступают по ним. Вот качнулся листик розы на столе. Тень задела его?
Так страшно тебе ещё никогда не было, малыш?
Тем временем монстр из шкафа, кажется, надумал выходить. Снова скрипит дверь, скрипит так противно, что кровь стынет в жилах. Тебе хочется кричать, но ты молчишь, широко распахнув испуганные до невменяемого состояния глаза. Взгляд бегает то с неясной тени на стене до тёмной громады шкафа с чуть приоткрытой дверцей, и ты сглатываешь подступивший к горлу ком. Сердце бьётся часто-часто, так быстро, что, кажется, скоро выпрыгнет из груди прямо в лапы жуткого монстра из шкафа.
Малыш, почему ты не можешь закричать?
Ещё одна большая, мохнатая тень вальяжно и нарочито медленно плывёт по освещённой луной стене. Её движения вроде бы почти неприметны, но с каждой секундой она всё ближе, и ближе, и ближе…
В гостиной на первом этаже что-то падает. Ты тихонько вскрикиваешь и удивляешься, насколько твой голос хрипл и неразличим. В горле пересохло, и ты понимаешь, что, кроме мышиного писка, не можешь выдавить из себя ни звука. А монстр, тем временем, становится всё реальнее. Ты видишь тёмные массы в комнате, они кажутся такими реальными, что протяни руку – и почувствуешь спутанную шерсть. А тени всё пляшут вокруг, заставляя тебя вжиматься в спинку кровати всё сильнее, беззвучно плакать и покрываться испариной.
Твоё сердце сейчас остановится, малыш?
Листья розы покачиваются, задетые мохнатыми лапами монстра. Он, кажется, дышит с трудом, выпуская в воздух облачка пара; осматривается и неминуемо идёт к тебе. Медленно, тягуче, но идёт. Тебе не сбежать, ты чувствуешь это.
Одеяло тянется вниз, когда монстр задевает его непропорционально длинными лапами и тянет на себя. Ты судорожно цепляешься слабыми от ужаса пальцами в ткань, но не можешь тягаться с неземной силой, сковывающей всё твоё естество. Ты уже не просто трясёшься от ужаса, тебя бьёт крупная дрожь, и, кажется, всё же пора закричать, не то тебя съедят.
А ты вкусный, малыш?
Монстр наклоняется к твоему лицу. Ты видишь безобразную морду: большой, словно собачий, кожистый нос, небольшие, но сверкающие глаза, клыкастую пасть с капающими вниз нитями слюны. Ты испытываешь одновременно и страх, и отвращение. Монстр наклоняется к тебе, проводит шершавым языком по лицу, и весь мир погружается в чёрную пелену забвения.
***
- Ламбо-кун, пора вставать, - голос мамы звучит ласково, он похож на небольшой, но солнечный лучик надежды. Ребёнок медленно открывает глаза, смотрит на доброе, улыбающееся лицо Наны и моргает. Почему он жив? Где мохнатый монстр? Ламбо мотает головой, садится в кровати и долго смотрит перед собой в одну точку. Монстр ведь определённо был! Ламбо чувствовал его дыхание, помнил мерзкое прикосновения шершавого языка… неужели сон?
- Ламбо-кун, с тобой всё в порядке? – Нана обеспокоенно всматривается в нахмуренное лицо ребёнка. Он молча прижимается к ней и прячет лицо в складках домашней одежды, вздрагивая всем телом. Как же хорошо утром! Слёзы облегчения непроизвольно льются из глаз Ламбо, и он всхлипывает. Нана качает головой и успокаивающе гладит его по голове и мокрой от пота спине. – Ну-ну, Ламбо-кун, не надо плакать. Это всего лишь кошмары. Пошли лучше завтракать, м?
Ламбо спрыгивает с кровати, пробегает босыми ногами по комнате, заглядывает в шкаф и, наконец, выходит из комнаты, чтобы пробежаться вниз по лестнице прямиком в столовую. И забыты уже и монстр из шкафа, и безумные пляски теней на стенах.

[Гость]

Dt-11 Ури-оборотень. Вариации на тему.
AU и OOC. кое-что взято из какой-то там серии шестого сезона сверхъестественного, но не критично. а, еще это POV Ури.

1024 слова

Моим любимым развлечением всегда были люди. Вы так беспечны, когда думаете, что рядом никого нет. То, что мне нравилось больше всего – ваша открытость в такие моменты. Ваша изменчивость. И понимание, что вы ничего, ничего не подозревали.
Понимаете, я был лучшим шпионом и собирался стать великим террористом.
Я расскажу вам, как это делается. На самом деле, вся хитрость в том, чтобы удачно родиться. Еще вас могут обратить, но об этом позже.
Ну так вот. Нужно родиться таким, как я. Не человеком, не котом – а чем-то средним. Понимаете, большую часть времени у меня четыре лапы, хвост и способность издавать душераздирающее мяуканье. Но при этом я всегда могу превратиться в человека, со всеми этими прелестями вроде мягкой мочки уха, отстоящего большого пальца и утреннего стояка.
Разумеется, я такой не один. Нас больше, чем вы думаете, и мы поддерживаем связь друг с другом. Да что там, у нас даже босс есть, к тому же одержимый идеей захвата мира. Все как у людей знаете ли. Мировое господство мне не очень-то интересно, но, если вкратце, план таков. Ты внедряешься в семью. Наблюдаешь за ее членами, изучаешь их. А потом, когда босс дает сигнал, обращаешь их одного за другим, в таких же уродцев, как ты. И в это же время, в других семьях происходит то же самое. В одном городе. Во всех городах. Вы понимаете, к чему я веду, не правда ли? Затем жизнь внезапно становится спокойной и замечательной – или начинается война с собаками.
В общем, мне все эти вещи были не очень-то интересны. Гениальные планы и прочее. Я просто любил наблюдать за людьми.
В то время я жил у человека по имени Хаято. Вспыльчивого, эмоционального кретина, по пьяни швырявшего в меня обувью. Наш обычный день проходил так – хозяин возвращался с работы злющий, бросал пиджак на пол и первым делом хватался за сигареты. Я встречал его самым раздражающим мяуканьем, на которое был способен, и не затыкался, пока тот не позаботится о моей миске. Мне, конечно, не чуждо сочувствие, но вы понимаете – еда есть еда. Сам удивляюсь этой любви к холодным и вонючим кусками псевдо-мяса, но, черт возьми, не оторваться.
Пока Хаято смотрел, как я ем, его вроде немного отпускало. А может все дело в том, что мой ор больше не раздирал его барабанные перепонки.
Быть хорошим котом не так уж сложно. Все дело в том, чтобы верно угадать, какой именно кошачий тип подходит конкретному человеку. Кто-то любит ласковых кошечек, кто-то живчиков, а кто-то разжиревших лентяев. Во многом, я выбрал Хаято себе в хозяева потому, что знал – ему нужен именно я. Кто-то, кто будет приводить его в чувства, кусая за палец. Кто-то, кто будет испытывать его терпение и пренебрегать им.
Я мог дать ему все это, а он мог дать мне теплый дом и ежедневные трапезы. Слишком удобно, чтобы я смог упустить такую возможность.
Так я поселился в доме Хаято. Устраивал кошачьи концерты, чтобы заставить его встрепенуться и вернуться к реальности. Временами портил мебель – но не переходил границы, не очень-то мне хотелось обратно на улицу. В общем, старался быть полезным и не требовал за это ничего кроме кошачьего корма и местечка у обогревателя.
В итоге, мы были самой склочной и гармоничной парой хозяин-кот на свете. До тех пор, пока все не отправилось, простите, псу под хвост.
В общем-то в том, что он узнал, что я не просто кот, не было ничего удивительного. Когда у тебя привычка время от времени оборачиваться человеком и разгуливать голым по дому, следует ожидать, что однажды тебя застукают.
В тот день Хаято вернулся пораньше – черт, да гораздо раньше, чем должен был. Я подслушал, как он договаривался о встрече с каким-то Ямамото, но, видимо, что-то у них там случилось, так что явился Хаято домой не просто рано, но и в самом скверном расположении духа. Я как раз был в душе, и весьма увлечен этим делом – если кто-то захочет осудить меня, пусть сперва попробует повылизывать кошачью шерсть – когда раздался хлопок двери. К сожалению, я его не услышал.
Не берусь судить, как поступили бы вы, обнаружив в своей ванной голого мужика, но Хаято попытался меня придушить. Вернее, сперва как следует врезать, а потом уже схватиться за горло. Он был недалек от успеха, когда я, трепыхнув ногами, превратился в мокрый комок кота и запустил когти ему в руку.
Дорогой хозяин поспешно стряхнул меня на пол, предоставив долгожданную возможность забиться под ванну. Вылезать из-под нее я не собирался еще по меньшей мере пару лет, но следовало все же что-то ответить на вопрос Хаято «какого хуя?» Я хочу сказать, что-то поразборчивее кошачьего мяуканья.
Поэтому пришлось мне решиться на отчаянный забег до кухни, где я мог хоть как-то обезопасить себя с помощью столовых приборов. Проскочив мимо Хаято, я рванул прямо туда, отчаянно надеясь, что успею схватиться за кухонный нож раньше него.
Таким образом, наш первый разговор получился весьма неловким. Я дрожал от холода и, запинаясь, расширял познания Хаято о мире, в котором мы живем. Полном милых домашних кошечек, которые в один прекрасный день оказываются страшными и не так чтобы хорошо выбритыми мужиками.
Должно быть, это тяжкое потрясение – узнать о своем котике нечто подобное. Не знаю, как Хаято справлялся с этим, хоть и догадываюсь. Выслушав меня, он задумчиво покивал, потом, без видимого перехода, устроил шумную истерику, угрожая немедленно вышвырнуть меня на улицу. Но вместо этого оделся и ушел. «За сигаретами» - сказал он в пустоту и запер за собой дверь.
Вернулся он спустя три дня, когда я сожрал все, что нашел в холодильнике и подумывал уже выломать дверь и отправиться жалобно мяукать под порог к пожилой соседке. Где бы Хаято ни был, и что бы там с ним ни делали, это явно пошло ему на пользу. Он выглядел не просто спокойнее. Он выглядел довольным, чего я не видал уже месяца два точно. И от него не пахло алкоголем, что, если честно, меня изрядно удивило. Я-то думал, бедняга не просыхал все это время, но в действительности выглядело все так, будто он побывал на курорте.
«Интересное дело» - подумал я, проходя вслед за ним в гостиную и усаживаясь на безопасном расстоянии от дивана. Я чувствовал, что моя жизнь вот-вот окончательно изменится, и был абсолютно прав. Хаято развалился на диване, с наслаждением вытянув ноги, и, наконец, посмотрел на меня.
- Ну что ж, - сказал он, с какой-то странной ухмылкой изучая меня от ушей и до лап, - Поговорим?

[Гость]

Впервый раз пишу фанфик. И вообще, не уверена, что заявку выполнила, но все же.

Dt-55 Мукуро/Тсуна. Тсуна становится безжалостным убийцей. Его бросают все хранители, кроме Мукуро. "Я забираю твое тело, Тсунаеши-кун. Оно больше никому не нужно". Понимание, что действительно никому не нужен. deathfic!

256 слов.

Убивать. С некоторых пор мне совсем не страшно это слово. Что в этом плохого? Ведь каждый день гибнут люди, а каждый человек, по своей сути, грешен. Я лишь помогаю им быстрей отправится на тот свет, чтобы они больше не грешили. Я помогаю человечеству. Сберегаю от них самих. Это меня надо боготворить. Убивать весело. Это забавляет – видеть жалкие испуганные лица, которые что-то пытаются мне сказать. Но я ведь всего лишь приношу им освобождение. Я беру на себя их грехи. Они должны быть благодарны. И все же, они ненавидят. Даже мои друзья стали меня сторониться. Даже Гокудера-кун. Разве они не понимают, что люди в опасности? Нужно истребить как можно больше людей, чтобы спасти эту жалкую планетишку! Я – Десятый Вонгола. В моих жилах течет кровь самого могущественного мафиозного клана. Я избранный. Мои Хранители должны меня боготворить, ведь я творю добро. Так почему же они все отвернулись от меня?! Вчера я видел, как Ямамото на меня смотрел. Они троем с Рёхеем и Гокудерой обсуждали меня. Я это видел! А сегодня отказались пойти со мной на задание. Эта троица взяла Ламбо, и они ушли прочь, оставив меня одного на этой чертовой базе! А Хибари… Ему всегда был интересен только Мукуро. С тех пор, как мы победили Бьякурана, он все время гоняется за ним, как сумасшедший, и пытается «забить до смерти». Но Мукуро всегда удается уйти. Он почему-то всегда со мной. Не знаю, почему. Он никогда не…
- Тсунаеши-кун, - ласково раздается за спиной, и прохладные руки ложатся мне на плечи.
- М-Мукуро… Где все…
- Они ушли, - шелестит у меня под ухом, немного погодя такие же прохладные губы ловят мочку уха и начинают посасывать ее.
- Ах-х… Меня все бросили, да? – чуть не плача спрашиваю я.
- Тише, я же тут.
- Да, но я больше никому не нужен. Все меня презирают. Я один.
- Не нужно так. Ты нужен мне. Ты же будешь моим?
- Мукуро…
- Будем считать это «да». Я забираю твое тело, Тсунаеши-кун. Оно больше никому не нужно, кроме меня. И не нужно плакать… Ведь я всегда с тобой. А ты со мной.
Тонкие пальцы скользят по моей щеке, а прохладные губы стараются заполнить ту пустоту внутри меня. Да, мне больше никто не нужен.