It's just...OMG!
TYL!Хибари. Приходить одному в большую пустую квартиру. Одиночество. Постепенно замыкаться, начать разговаривать с самим собой, видеть несуществуюих людей, сходить с ума.
-
-
25.09.2011 в 12:34ОМП, ОЖП, ООС, одни глюки, куча джена.
2006.
"It's a Miracle"
Сентябрь подходил к концу. В это время Хибари Кёя оставляет свой мотоцикл в гараже дома и ездит на общественном транспорте. В это время, когда уже начался наплыв студентов, когда каждый день множеству людям на работу, туда или обратно, когда пробок стало в разы больше, а Солнце можно увидеть все реже и реже. От его конечной остановки нужно долго идти. Через большой парк, сквозь клумбы и увядающею зелень. На мотоцикле здесь не покатаешься.
Домой он обычно возвращается после семи, когда его «официальный рабочий день» подходит к концу. В середине осени вечером не столь яркое Солнце. Его уже почти нет, а начиная с центра, загороженного высотками от которых кружится голова, наползает темнота и прохладная тень после дневного жара. Приходиться снимать солнцезащитные очки и нести их в руках, потому что положить не куда, а на голове носить их Хибари не любит. Дневной свет стало трудно переносить из-за приобретенного спазма в глазах. Работа за компьютером и вечера за ним же преподнесли ему радостный подарок.
Хибари живет на окраине Токио, в небольшом доме в двадцать пять этажей, на последнем. Их лифт – одно удовольствие. Стальной, всегда чистый и ухоженный. Лестница тоже чистая и всегда ухоженная, потолок побеленный, но там не комфортно. Наверное, из-за побеленного потолка. Да и подниматься долго. После одиннадцати часов работы - долго.
Квартира у него состоит из двух: его и соседовой. Так как дом был совсем новым, и претендентов на квартиры оказалось не слишком много, то Хибари выкупил обе и снес стену между ними. Теперь у него был просторный коридор, заставленный цветами в горшках с окном-панорамой на Токио. Такое же окно у него было и гостиной, где он и ел, и спал, и работал. Жил. Небольшая, в сравнении с остальными комнатами, гостиная, с нежно-желтым паркетом, белесыми стенами, украшенными бамбуковыми вставками, и черная мебель. Раскладной диван, маленький столик и шкаф. Телевизора у Хибари не было. Был, но теперь он стоял в спальной комнате, которая выполняла у него роль кладовки. Телевизор ночью стал слишком напрягающей деталью, а черный экран, не обещающий ничего хорошего, только раздражал и где-то на задворках сознания пугал.
Сегодня Хибари вернулся в двадцать минут восьмого, и это было поздно. Собственную не пунктуальность, как и чужую, он ненавидел, потому что либо он сам, либо кто-то, разрушит все его планы одним неверным действием.
Он повесил ключи на гвоздик у зеркала, предосмотрительно вбитый в красивые итальянские обои в зеленую полоску. Чтобы не потерялись. Они могли бы упасть или смахнуться с полки в обувь, стоящую под ней, и просто затеряться в уголке, а на гвоздике все на виду. Гвоздик был темно-серого цвета и холодный на ощупь.
Первое, что делает Хибари – заходит в гостиную, где он раздевается и складывает одежду на простой деревянный стул. Завтра снова на работу, поэтому он не убирает одежду в шкаф, а на тремпель вешает только рубашку, чтобы не мялась. Рубашка совсем новая и от ее у него чешется левый локоть.
Закатное Солнце в его квартире видно всегда. Окна-панорамы выходят прямо на него, и комнаты залиты оранжевым светом. Солнце еще теплое и Хибари позволяет себе замереть на несколько секунд, прикрывая глаза, чтобы насладиться им. Если сильно-сильно зажмурится, а потом расслабится, то кажется, что он снова на крыше школы Намимори. Только затишье, что нет никакого дуновения воздуха. А Солнце палит, притягивается к черное одежде и коленки словно горят. Горячо.
Небо розово-персиковое, с длинной оранжевой полосой. Небо такое, что в нем хочется раствориться, затеряться там, меж оборванных кусочков облаков. Он смотрит на Солнце и оно жжет его глаза. Как жаль, как жаль, что Хибари не птица. Он бы с удовольствием спалил крылья о его лучи, но хоть раз коснулся бы этого огня. Затерялся бы там.
А Хиберд умер еще три года назад.
Хибари снимает штаны и вешает их на спинку стула. Встряхивает головой, как мокрая собака, и идет в душ, после которого на кухню. Ужин у него бывает разным. И сытно-вкусным, и тем, что просто есть в холодильнике, или же просто ничем. Сегодня не повезло. Только вчерашние рисовые шарики с мясом и оставшиеся кусочки ржаного хлеба. Хибари готовил себе постоянно, потому что покупная еда ему не нравилась, да и тратить деньги на полуфабрикаты, когда самому можно что-то приготовить, ему не хотелось. Он идет со своей едой в гостиную, где включает ноутбук с подготовленными для вечера журналами о политике и общественной жизни. Потом он даже позволит себе зайти на youtube и посмотреть во сколько раз еще опустилось человечество. Тихий, ничем непримечательный для него вечер, сопровожденный запахом томатного соуса и шариками, застревающими между зубами крупинками риса.
Солнце постепенно пропадает за домами, забирая свой свет и тепло. И становится прохладно. Комната в последних тусклых оттенках. Прощается.
Хибари складывает грязную тарелку на пол у дивана. Вставать сейчас совсем не хочется, и раскачивает экран ноутбука пальцами левой ноги. Правая болит от новых туфлей, а кость большого пальца щемит. Нужно намазать чем-нибудь разогревающим и противовоспалительным. Уже неделю как нужно.
Он смотрит на открытую статью о пожаре в российском ночном клубе и грустит, что не стал писать сам. Что однажды просто взял и не сделал. Думает о ненаписанном и уже невозможном. Закрывает глаза и снова представляет крышу Намимори, на которой было так удобно думать обо всем. О людях и о мироздании, представлять те или иные ситуации и думать о собственной жизни. Может, и собственном предназначении. А ответов так и не было. Все еще не было. Света от Солнца больше не осталось.
Хибари ежится, подбирает тарелку и относит ее на кухню. Нужно еще зайти в спальню и взять плед. Слишком холодно сегодня, что даже не привычно.
Когда он возвращается с пледом, то слышит тихое пение. Так пел Хиберд, только этот голос чуть ниже. Телефон в доме он не включает никогда.
Он снова пришел к нему и снова сидит на подлокотнике, который уже шатается. Мужчина, чем-то смахивающий на Реборна. В черной шляпе и костюме в полоску. Он высокий, выше самого Хибари. У него впалые щеки и широкие скулы, чуть прищуренные глаза и высокий лоб, а губы бледные и тонкие, снова чуть потресканные. Он никогда не говорил своего имени, а называть его как-то Хибари не хотелось. Поэтому в мыслях он так и оставался: мужчина. А на словах не мелькало.
Хибари Кёя кутается плотнее в белый плед и усаживается на другой край дивана. Ноутбук потух, входя в режим ожидания.
- Ты пришел сегодня позже, Хибари.
У него низкий звенящий голос, от которого почти сразу начинает болеть голова. Мужчина садится рядом с Хибари, подтягивая брюки до колен и кладет ноги на стол. Ноги у него длинные, белокожие, покрытые русыми волосками, которые, как помнит Хибари, отливают золотым в любом свете.
- И темно у тебя. Никогда свет не включишь вовремя.
Но мужчина слишком ленив, чтобы дотянуться до торшера. Хибари неуютно и ему хочется спать. Статьи он все равно сегодня так и не дочитает.
- Я тебе диски принес, - говорит мужчина, снимая шляпу и теребя ее в руках.
- Снова с английской псевдо-философией? – подает голос Хибари, подбивая плед под горло.
Мужчина смеется.
- Снова.
На подоконнике лежит стопка с дисками Роджера Уотерса. Хибари купил их вчера.
На следующий вечер его ждет Рен. Она сама так представилась, когда Хибари читал вслух газету. Сидела на полу, положив голову на подлокотник, и смотрела на него снизу-вверх. И просила почитать еще. Он часто ей читал, а ей это нравилось. Сдружились.
Рен низкая и очень худая. Ее живот уродливо впавший, каждую кость можно запросто увидеть, а грудь маленькая и неприметная. Рен редко тоскует и часто улыбается. У нее мелированные черные волосы и драные кеды.
Окна-панорамы не открываются, и это раздражает ее. Она щлепает ладошкой по стеклу, недовольно оборачиваясь к Хибари.
- У тебя совершенно нечем дышать из-за них.
Хибари не поворачивается к ней, может, даже и не слышит. Он читает вчерашний журнал вслух – тихо, что слышит только он сам. Язык заплетается, а воздух вдыхается слишком громко.
- Ты сам себя загоняешь в безысходное положение, - говорит Рен и садится рядом с ней. Диван не скрипит и не прогибается.
Она гладит его по голове, перебирает волосы, и Хибари закрывает глаза, расслабляясь. Как давно его так не гладили. У нее тонкие пальцы с недлинными отрощенными ногтями. Рен чуть царапает ими ему кожу головы и расчесывает ими ему волосы.
Хибари тяжело вздыхает.
- Давай перенесем сюда телевизор? – тихо спрашивает Рен.
- Зачем?
- Чтобы тебе было веселее. Иначе ты скоро порастешь мхом. А там и музыка, и, может быть, что-то интересное. Завтра, ладно? И проветрим. Остальные-то окна у тебя открываются.
Хибари знает, что Рен известно о его страхе. Но принесет этот телевизор. Какая уже разница. Только не проветривать квартиру. Проветривать ее он не позволит.
- Ну грейся, грейся в своей теплице, - шепчет она, скорее себе, нежели Хибари.
У Хибари урчит в животе. Сегодня он не готовил ничего.
-
-
25.09.2011 в 12:34Спать получается только урывками. Хибари засыпает и просыпается, по ощущениям, почти сразу. Это раздражает до нервного зуда. В ногах он чувствует потустороннее шуршание, и глубже зарывается лицом в подушку. Где-то на подсознании ему страшно. Где-то о чем и не стоит думать.
- Ты такой дурак, Хибари, - смеется, - Ты сам во всем виноват. Ты сам не смог выдержать до конца. Не смог, не смог, не смог, - смеется.
Еще один раздражающий. Третий. Хибари дергает ногой, пытаясь согнать незваного гостя, но попадает только в пустоту.
- Уходи, я хочу спать, - шипит Хибари сорванным ото сна и болящего горла голосом. У него не хватает сил раскрыть глаза, но ему, кажется, что он видит чертову улыбку Рея. От уха до уха.
Хибари засыпает почти сразу, когда шум и шорохи прекращаются. Ему снится, снова, крыша школы. Он лежит на разогретом Солнце бетоне, который, кажется, всегда чистый. Бетон без пыли.
Рядом с ним лежит белокурый мальчишка. Куда младше его. С розовыми припухлыми щеками.Мальчик жмурится от яркого света, который попадает ему прямо в глаза, и довольно улыбается, повернув голову к Хибари.
- Обещай, что полетаешь вместо меня, Кёя, хорошо?
Хибари отворачивается от него, вставая, и закрывает глаза. Над левым ухом голова болит так, словно в нее вогнали гвоздь.
Он просыпается ближе к обеду. На улице играет в чьей-то машине абсолютно отвратная музыка, а голова все не перестает болеть.
К вечеру Хибари все же переносит телевизор в гостиную, сразу же включая его. Совсем не хочется его оставлять с черным экраном, хотя и включенный он не перестает настораживать его. Хибари дергается несколько раз, отходя от черного ящика.
Плохой, определенно плохой день. В холодильнике оказывается яблоко и этого достаточно.
Хибари думает, что ему стоит расслабиться.
Каждая мастурбация у него как целый акт. Помыться, прибрать постельное белье, устроится поудобнее и желательно под одеяло, потому что там теплее. Иногда он брал с собой хентайную мангу, иногда включал какое-нибудь порно, иногда, как сейчас, не брал ничего и просто наслаждался собой.
Хибари любил свое тело. Казалось, оно единственное было искренно с ним. Ладони оказались приятно-чувствительными, от легких поглаживаний пальцами под кожей начинает приятно щекотать. Можно прочувствовать каждый изгиб вен и косточек. Они все одинаково его, он их всех одинаково любит.
Он не любит девушек. Не любит, когда кто-то прикасается к его члену. Двух раз хватило, чтобы возненавидеть секс с партнером раз и навсегда. Слишком много нужно объяснять и показывать. А еще девушки неприятно вскрикивали и внутри них мерзко хлюпало. На мужчин Хибари даже не смотрел. Еще больше объяснять и расставлять по местам. Объяснять очевидное он ненавидел. Ненавидел шум, который создают все эти чужие случайные люди. В животе снова урчало.
Член у Хибари небольшой. Не очень длинный и не очень тонкий. Бледный разве что, но это выглядело плюсом. У Хибари пропадало все возбуждение от вида красной кожи в паху.
Он обхватывает член ладонью и нетвердо гладит пальцами основание. Кожа тонкая и чуть сморщенная. Под ней плотное мясо, которое разбухает от прилива крови.
Хибари тяжело вздыхает, разводя под одеялом колени, гладя второй рукой тазовые кости.
- Кёя.
Он резко вздрагивает от звука треснувшего, а после разбившегося стекла. Руки натягивают на бедра штаны, а сам Хибари оборачивается к окну-панораме.
Окно разбито, и прохладный воздух сразу же проникает в комнату с улицы. Остатки стекла уродливо торчат, некоторые висят, цепляясь за оконную пленку, а паркет весь увенчан переливающимися осколками. У разбитого окна стоит его мужчина с окровавленными руками, которые он прикрывает шляпой. В комнату светит очередное закатное Солнце. Прямо на мужчину. Прямыми лучами. Он щурится и протягивает руку Хибари.
- Пойдем, Кёя. Полетаем.
-
-
25.09.2011 в 16:49Браво.
Сильно
-
-
25.09.2011 в 16:53-
-
25.09.2011 в 17:41пара поправок
не он.
-
-
25.09.2011 в 17:57Может, лучше "Хибари ставит грязную тарелку на пол у дивана - вставать сейчас совсем не хочется - и раскачивает экран ноутбука пальцами левой ноги.
Там изначально было множественное число, поэтому "складывает". Потом оказалось, что тарелка-то одна, а почему не исправила дальше черт его.
"Снова" выделила запятыми из-за интонации, больше не буду.
Благодарю за поправки.)
-
-
25.09.2011 в 18:03Продолжайте писать о нем.)
Да не за что. =)
-
-
25.09.2011 в 20:32Такой живой, настоящий, домашний Хибари безумно нравится)
Спасибо вам большое, я бы хотел, чтобы вы открылись)))
заказчик.
-
-
25.09.2011 в 20:36Автор я, и я безумно рада, что Вам понравилось)))
-
-
25.09.2011 в 20:50